– Ха! – вскричала Пэтти, возликовав раньше времени. – Я же говорила, что он хочет совместного обслуживания. – Закинув ногу на ногу, она одарила меня ухмылкой и победно тряхнула кулаком в воздухе.

– Это не все, – предупредил Фрэнк.

«Как я понимаю, в брокерских фирмах возникает вопрос об обслуживании, – гласило письмо дальше. – И хотя Пэтти произвела на меня грандиозное впечатление, меня прекрасно обслуживали Гроув О’Рурк и его команда. Я не хочу пока вносить никаких изменений. Соответственно мой референт будет блокировать ее звонки. Искренне ваш, Джей-Джей».

Кто бы мог подумать, что этот жесткий CEO, однажды сплясавший чечетку на столе в конференц-зале, чтобы разбудить финансового управляющего, может быть настолько тактичным? Его письмо походило на творение молодого дипломата из Госдепартамента.

Пэтти побледнела, гадая, как реагировать, чтобы сохранить лицо.

– Есть постскриптум, – сообщил Фрэнк.

– Что-то еще? – поинтересовался я.

– Он гласит: «Пожалуйста, пусть мисс Гершон свяжется с моим новым коллегой мистером Бейкером». Похоже, есть проблема, – заметил Фрэнк.

– Дай-ка взглянуть, – Пэтти схватила письмо и принялась лихорадочно его перечитывать. Казалось, краска отхлынула даже от ее «Феррари»-красных губ. – Это больше похоже на «пошла на хрен от моего клиента».

– Кончай, – оборвал ее Фрэнк. – Совершенно ясно, чего хочет клиент. Джей-Джей принадлежит Гроуву. – Я почти услышал удар судейского молотка в его голосе.

– Это еще не всё! – пригрозила Пэтти и пулей вылетела из кабинета Фрэнка. Выходя, она хлопнула дверью, и фотогалерея Курца затряслась на стенах.

Мы проводили взглядами Пэтти, переполненную яростью Золотой Рыбки, злобную, как всплеск хвоста. Когда она оказалась вне пределов слышимости, Фрэнк протянул руку со словами:

– Добро пожаловать обратно, Гроув. А теперь за работу!

– Ну… есть еще одна вещь, Фрэнк.

– Выкладывай.

– Удивительно, что именно запоминают люди, – начал я. – Мгновения, определяющие всю дальнейшую жизнь. Интересно, как запомнят меня. Брокером, разоблачившим Алекса Романова? Или брокером, впутавшимся в это новое, усовершенствованное мошенничество Понци?

– Все кончено, Гроув, – попытался утешить меня Фрэнк.

– Не уверен. У Билла Бакнера была карьера, заслуживающая Зала славы, но все помнят лишь, как он пропустил мяч между ног в шестой игре Мировой серии 1986 года.

– Куда ты клонишь? – спросил Фрэнк.

Я вручил ему запечатанный конверт формата 9,5 на 12 дюймов.

– Это еще зачем? – осведомился он.

– Просто повесь на нужную стену.

Я вышел, оставив Фрэнка сидеть между папой, Эндрю Фастовым, Берни Эбберсом и Деннисом Козловски.

* * *

Была пятница, и исход с работы уже начался. Стратеги, направлявшиеся к своим вертолетам до Хэмптонса, трейдеры, покинувшие свои ЖК-дисплеи, ай-банкиры, резервирующие окна в своих автосервисах, секретарши, бесшумно вышагивающие в кроссовках, брокеры, выстукивающие сообщения на своих «Блэкберри», Каспер, щелкающий щипчиками, Скалли, сотрясающий голосом стены, новички, целеустремленно направляющиеся в намеченный бар, коллеги из ОФЛ, приветствующие мое возвращение, Эстрогеновый переулок, пребывающий в упадке духа, Хлоя, говорящая в свою гарнитуру, Энни, собирающая слухи, и Пэтти Гершон, ярившаяся в злобном молчании, – все они при выходе из здания видели нечто чрезвычайно курьезное. Моих троих профсоюзных братьев с тротуара перед «Звездой Бомбея».

Трио доставило своего надувного дружка – 18-футовую профсоюзную крысу{114}. Крыса, установленная перед входом в здание, протягивала свои жуткие когти к тем, кто проходил под ней. Полные ненависти красные глаза казались гноящимися, когти – малость окровавленными. Заостренная морда – сплошь усы и чудовищные зубы – бросала в дрожь всякого. Эта крыса ничуть не походила на очаровашек из диснеевских мультиков.

Никто не скандировал «“Бомбей” – нет плохей». На сей раз шумные забастовщики подготовили для Пэтти особую песенку. И эти гражданские волнения даже поубавили стремление вырваться на выходные. Вокруг собралась небольшая толпа, чтобы послушать их речитатив:

Гершон, ты мегера,

Всем во вред твои манеры.

Со дня большого заседания в кабинете Фрэнка прошло три недели. Сегодня утром Лайла Приоло позвонила с тревожными ответами на вопросы, беспокоившие меня с момента моего последнего тет-а-тет с Фитцсиммонсом и Маммертом.

Наши юристы предписали мне избегать контактов с кем бы то ни было из имеющих отношение к фиаско «Келемен Груп». Сюда входили и Приоло – хоть и грандиозные потенциальные клиенты во всех остальных отношениях. Какое-то время, хоть и недолгое, казалось, что это семейство может подать иск против СКК. В дни накануне «Красного пламени» Лайла повела себя очень жестко. Снова и снова твердила: «Это только бизнес».

Однако СКК Лайла никаких угроз не делала. А когда я доказал, что письмо Чарли – липа, ее семейство пошло на попятный. Но Младенчику было плевать. Он сказал: «Держитесь от нее подальше».

Да ни в жизнь!

Лайла – часть моего прошлого, ниточка, связанная с воспоминаниями об Эвелин. Я ни за что не стал бы ее чураться. Мы дружили по-хорошему. И мне плевать, что там приказывают юристы. И, правду говоря, я умирал от любопытства. Мы с Лайлой не разговаривали с того вечера в спортзале.

«Что там за 60 тысяч долларов?» – гадал я, помня, как Фитцсиммонс спросил о переводе Чарли на ее банковский счет.

Первыми словами Лайлы по телефону были не «привет», «как жизнь» или «извини». Она была категорична. В голосе не было и намека на неуверенность. И с отчаянием доложила:

– Я в полной жопе. – К подобной лексике она прибегала редко.

– Что стряслось? Голос у тебя ужасный.

– Полиция меня допрашивает.

Вот уж неудивительно.

– Окружной прокурор может выдвинуть обвинения.

– Тпру, Нелли!{115} – ошеломленно выдохнул я без малейшего намека на фривольность. – Лучше начни с начала.