холодная, что он, возможно, замерз до смерти еще до того, как ушел под воду. В день бомбежки с Фрэнком оставался только Рубен, и только им двоим было приказано снова атаковать.

Рубен был родом откуда-то из-под Нью-Йорка. Невысокого роста, он неважно обращался с винтовкой, но зато из пистолета стрелял мастерски. Фрэнк так и не понял, шутил он или нет, когда сказал, что научился этому, стреляя крыс в переулках или «когда они перебегали из дома в дом по бельевым веревкам. Тогда в них проще было попасть». Школу Рубен бросил и вместо учебы работал на местного гангстера. Фрэнку он напомнил того парня из Чикаго, Терри. Он выглядел круто и был крутым, и даже притворяться не приходилось. В армию он пошел, потому что у копов появился ордер на его арест. Он перебрался из Нью-Йорка во Флориду, сменил имя на Рубен и пошел в армию. Сказал, во Флориде брали практически кого угодно. Он принимал Фрэнка как своего командира и выполнял приказы, как будто всю жизнь этим занимался. Может, так и было. Он был преступник и храбрец, но по природе своей – типичный ведомый.

Аббатство было видно отовсюду даже сквозь завесу нескончаемого дождя, и Фрэнк выслушал уже все аргументы: здесь видно свет, видно солдат, видно артиллерию, а если не видно, то почему бы любая армия, особенно гансы, упустила это превосходное для разведки место? А если сейчас их там нет, что ж, через день или неделю уж точно появятся. Также было очевидно, что тысяча парней, или десять тысяч, или двадцать тысяч, пусть даже отлично снаряженных, не сумеют подняться на эту гору и взять стены приступом – мало того что ландшафт сложный, так еще гансы обложили каждый квадратный дюйм ловушками, минами и растяжками. За пять дней до бомбежки, после того как итальянский полк, попробовавший штурмовать гору, смели, группу Фрэнка вновь попросили сделать невозможное. Кое-кто из парней отвел лейтенанта Мартина в сторонку, и они объяснили ему свою точку зрения на этот счет. То, что Рубен схватил лейтенанта за горло и прижал к стене окопа, а также достал из кобуры лейтенанта его служебный револьвер, явно побудило Мартина прислушаться к мнению солдат.

Фрэнк не сказал бы, что приказал Рубену высказать лейтенанту Мартину свое мнение (и мнение остальных солдат) в столь резкой форме, но он действительно думал, что Мартин мало того что дурак, так еще и сам пребывает в сомнениях. Требовалось лишь немного убедить его. Но они отступили недостаточно далеко, поэтому на себе испытали ночь пятнадцатого, когда ряды «Летающих крепостей», «Митчеллов» и «Мародеров» часами бомбили монастырь, сотрясая землю и небеса и озаряя светом все горные пики. Бомбы падали повсюду, независимо от того, где проходили линии. Прижавшись к земле, Фрэнк вновь задумался, смотрели ли генералы на карты. К счастью, горы были настолько отвесные и скалистые, что бомба, чтобы убить тебя, должна была упасть прямо тебе на голову. Фрэнку снова повезло: к утру он все еще был жив. Рубен, который всю ночь шептал молитвы на каком-то иностранном языке, тоже выжил, а вот лейтенант Мартин нет. Но Фрэнк подозревал, что тот встретил смерть с облегчением.

В Анцио, куда перебросили их часть, было не лучше. Союзники высадились там много месяцев назад – примерно тогда, когда часть Фрэнка впервые атаковала Монте-Кассино, но далеко они не продвинулись и теперь увязли в грязи. Фрэнк был уверен, что немецкая армия сосредоточилась на пиках Монте-Кассино, но на самом деле она притаилась в горных хребтах вокруг берега Анцио, обстреливая всех и вся восьмидесятивосьмимиллиметровыми артиллерийскими патронами. Все знали, что они целятся в палатки Красного Креста. А их огневая мощь была просто поразительной. День за днем они обстреливали все, что двигалось в низинах побережья у подножия утесов, взрывая один маленький каменный домик за другим. Фрэнк сразу понял, что план у союзников здесь такой же, как в Африке: атаковать, атаковать и атаковать, хотя у противника превосходные окопы и он даже не хоронит собственных мертвых. Союзники не хотели, чтобы гансы отвели какие бы то ни было из своих войск во Францию, или в Грецию, или куда-нибудь еще, где они могли принести пользу. То и дело звучали слова «пушечное мясо». Что ж, это было очень дорогое пушечное мясо. Фрэнк видел, что его задача изменилась. Что проку от снайперов? Обойти гансов нельзя, подняться выше нельзя, и все здания под их контролем. Оставалось лишь давить и давить до тех пор, пока… пока что? «Пока, – думал Фрэнк (и генералы), – что-нибудь не произойдет». Возможно, произошло лишь то, что наступила весна, а значит, адский холод сменился проливными дождями, и Рапидо им больше пересекать никогда не придется.

Рассвет двадцать третьего мая был довольно приятный, если говорить только о погоде, но когда начался артобстрел и Фрэнк вместе с остальной своей частью перешел в наступление, он, возможно, впервые подумал: «Теперь ты в армии». Под его началом было пять человек. Они были вооружены автоматами, пистолетами, гранатами, у них была куча патронов. Головы они прикрывали касками, и их даже в дыму было отлично видно. Но до утесов они добрались. Невысокому и ловкому рядовому Рубену удалось разнести две пулеметные точки одну за другой, после чего он вернулся к своей части, встал на мысе и восторженно показал всем и всему вокруг средний палец. Затем взвод пробился через перевал, в ходе чего только рядовой Корнхилл получил поверхностную огнестрельную рану на левой руке. Он утверждал, что она не болит и уж тем более не мешает ему сражаться. Фрэнк разрешил ему продолжать в том же духе до конца дня. Сам Фрэнк особенно не геройствовал, однако убил не то шесть, не то восемь человек. Лишь на следующий день они осознали, насколько это было трудно – их часть не пострадала, но сотни людей погибли или получили ранения, а десятки танков были выведены из строя. Однако с побережья они ушли.

Вечером следующего дня они добрались до города под названием Чистерна. Наверное, когда-то это был симпатичный город – здесь сохранились остатки улиц, парков, домов, лавок. Им было приказано пройтись по всем домам, вспугнуть оставшихся гансов и застрелить их. Рубену это хорошо удавалось, как и Эрнандесу из Окленда, Калифорния. Покинув сельскую местность, оба, кажется, расслабились. Сам Фрэнк занервничал. Наверное, самым жутковатым из гансов