— Эй, о чем это вы? — несколько встревоженно спросил Ростокин. Книг, на которые ссылались друзья, он не читал. Удолин со Скуратовым тоже, но они промолчали, усваивая и осмысливая значащую, с их точки зрения, информацию.

Новиков вкратце объяснил Игорю, о чем шла речь в «Миллиарде лет». Природа, мол, она же — мироздание, в целях поддержания высшего равновесия, способна менять собственные законы и создавать любые артефакты, от локальных до глобальных.

— Додумался ведь Энгельс до формулы: «Человеческий разум есть инструмент, с помощью которого природа познает самое себя». Следовательно, изначально неспособная к познанию природа тем не менее сумела создать человечество, миллион лет назад уже зная, что появятся письменность, университеты, синхрофазотроны, звездолеты, теория эволюции, диалектический и исторический материализм. И если так оно и есть, то что стоит природе, в широком смысле этого слова, раз уж мы от Гиперсети отключились, создать «Дугляндию», чтобы все ж таки нас опустить? Сидите, шелупонь, под нарами возле параши и не высовывайтесь…

— Принцип Фразибула[96]в бесконечности пространства и времени, — уточнил Скуратов.

— Стоило возиться, — презрительно фыркнул Ростокин. — Банальной молнии хватило бы, одной на всех. Или тайфуна в пятьдесят баллов. Накрыл «Валгаллу» в океане — и адью!

— Неисповедимы пути господни. Бог тоже, вместо того чтобы напускать на весь Египет известные казни, мог просто провести с фараоном профилактическую беседу. Как в КГБ практиковали. Многим помогало, без ненужного кровопролития, — засмеялся Шульгин.

— Очень вовремя вы эту тему подняли, — впервые нарушил свое сосредоточенное молчание Антон.

— Очень вовремя, — повторил, а также и подтвердил Константин Васильевич. — Скоро полночь, — сказал он, не глядя на часы. — Не только в хронологическом, но и в сакральном смысле. Скоро полночь нашего мира, пора бы демонам полнолуния вступать в свои права…

— Приехали, — заявил атеист и одновременно агностик[97]Скуратов. — А подходящие заклинания против этих демонов у вас имеются?

— Завтра узнаем, — зевнул Удолин. — Пора бы и спать ложиться.

Новиков с Шульгиным долго не могли заснуть. Сначала они отошли в сторонку, под прикрытие корпуса БРДМ, чтобы наедине сказать друг другу кое-что, касающееся завтрашнего дня, не предназначенное для посторонних ушей: во избежание превратных толкований и деморализации личного состава. Да так и проговорили больше двух часов.

Приняли по чарочке. Кто знает — не последней ли за тридцать лет дружбы? Под это дело вспомнили несколько ярких эпизодов, и все — из «раньших времен», лежащих за гранью «Одиссеи».

Слышно было, как роботы, не нуждающиеся в сне, не боящиеся каких бы то ни было демонов (если у них и были свои суеверия, вроде того, что боевые вертолеты — это души погибших танков, люди об этом ничего не знали), обладающие круглосуточным зрением, трудятся в лесу. К утру намереваясь расчистить просеку, выводящую на ближние подступы к территории Рорайма.

— Слушай, надоели мне эти досрочные поминки, — вдруг сказал Шульгин. — Что будет, если так, а что будет, если эдак. И вообще: «Вы помните, каким он парнем был?» На хрен. Забыл, как ехали из Карачаевска до Домбая, тринадцать человек в одной «Волге»? Трубой по дороге скребли, а все же доехали. Ну и сейчас. Флигер не «Волга», ему одинаково, что шестерых тащить, что семерых. Всего-то десять километров. По-любому там все решаться будет! Хоть и надоел ты мне не меньше широко известной редьки, но остаток жизни провести исключительно в сентиментальных воспоминаниях и душевных терзаниях — еще хуже. Здесь от меня толку ноль. Для координации? Было бы что координировать. Для нанесения «удара возмездия»? Игнат сам справится, а Олег с Ириной помогут. Никому мало не покажется. Хоть всю планету спалят — а нам-то что? Полегчает? Летим вместе, короче говоря, хочешь ты этого или нет…

У Андрея если не камень с души свалился, то скребущие сердце кошки убежали. Все сразу. Он якобы руководствовался пользой дела, принимая свое решение. А какое, к черту, дело и какая польза? Как выдумывали всякие приключения тела и духа, гуляя с девушками по ночному кисловодскому парку, так недалеко оттуда и ушли. Сто раз могли разбиться всмятку, за двадцать часов проскочив на мотоцикле от Москвы до Кавказских Минеральных Вод. И в чем сейчас разница, ежели весь мир, особенно этот — только наше представление?

Обретя душевное равновесие, они прилегли, вздремнули часок вполглаза.

Новиков подумал, что он проснулся раньше всех, тихо прошел через кусты, обильно осыпавшие его крупной росой, и посередине поляны увидел капитана Ненадо, бодрого и подтянутого, в старательно начищенных ботинках, выбритого и пахнущего тройным одеколоном. Никаким другим не приучился пользоваться.

На инстинктивное движение руки к виску, за которым должен был последовать рапорт, Андрей ответил отмашкой.

Сказал шепотом:

— Пойдем в сторонку, перекурим и обменяемся…

Рядом с открытой кормовой дверью МТЛБ Игнат Борисович указал на предназначенное для сидения бревно перед излучавшим тепло, не успевшим перегореть до золы костром.

— Значит, мы сейчас полетим, — продолжил Новиков начатую фразу. — Планы чуть меняются. Александр Иванович — с нами. Ты, выходит, — старший по команде. Начнешь выдвижение к опушке леса по готовности. Связь будем поддерживать через «Артема» с «Аскольдом», их диапазон труднее запеленговать. Остановишься вот здесь, — он указал место, примерно в трех километрах от предполагаемого расположения резиденции Рорайма. — Ждешь дальнейших распоряжений. Если с нами что-то случится, «Артем» в любом случае сообщение передать успеет. Даже в случае полной и окончательной гибели…

Капитан не стал произносить принятых в подобных случаях у гражданских лиц восклицаний-заклинаний: «Да о чем вы говорите?! Все будет хорошо! Вы еще нас переживете и т. п.». Молча кивнул.

— Геройски мстить за нашу безвременную кончину не надо. Без толку. Стрелять и обнаруживать себя — только в безвыходной ситуации. Вернешься к «медузе» — и улетайте. «Аскольд» знает, как управлять. На Валгалле доложишь. Это в случае, если господин Левашов вас своим способом не вытащит. Ясно?

— Чего неясного? — пожал плечами капитан. — Одно скажу… — Тут Ненадо очень к месту припомнил митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского, с обер-церемониймейстером и динамитом срифмованного, подходящей прокладкой полупочтенных слов переложенного.