Она взяла в руки набор «Волшебный карандаш» и изучила краткую инструкцию (попросите у зрителей пятифунтовую купюру, проткните ее карандашом посередине, потом дерните вбок, и — та-да! — пятифунтовая банкнота цела и невредима). Она обдумывала, насколько уместен будет этот наборчик в качестве метафорической трубки мира, когда фокусник объявил аудитории:

— На сегодня все. Давайте бегите по своим делам. Мне надо работать.

Кое-кто из детей запротестовал, выпрашивая еще один маленький фокус, самый последний. Однако фокусник был тверд.

— В следующий раз, — сказал он и махнул руками, прогоняя маленьких зрителей.

Барбара заметила, что он носит перчатки с обрезанными пальцами.

Дети убежали, только сначала мистер Фокус изъял у одного из них набор для фокуса с летающей монеткой, который стащили с прилавка в тот момент, когда все начали расходиться. Перед киоском осталась только Барбара. Не может ли он ей помочь чем-нибудь, спросил фокусник.

Барбара купила у него набор с волшебным карандашом, думая, что инвестирует два фунта в благородное дело установления добрососедских отношений.

— Вы умеете ладить с детьми, — сказала она. — Должно быть, они постоянно вокруг вас вьются.

— Фокусы, — сказал он, пожимая плечами, одновременно складывая в пакет приобретение Барбары. — Фокусы и мальчишки — понятия неразделимые.

— Как хлеб и масло.

Его губы изогнулись в самодовольной улыбке: я популярен, что тут поделаешь!

— Эта малышня не действует вам на нервы? — поинтересовалась Барбара. — Стоят у прилавка, просят показать фокус.

— Это полезно для бизнеса, — ответил мистер Фокус — Потом они идут домой, рассказывают папе и маме о том, что видели, и, когда наступает день рождения, они знают, какую потеху они хотят получить.

— Фокусы?

Он стянул с головы красный колпак и поклонился.

— Мистер Фокус, к вашим услугам. И к их услугам тоже. День рождения, бар-мицва, крестины, Новый год. И так далее.

Барбара захлопала ресницами, но успела оправиться, пока фокусник натягивал колпак обратно. Он носил его, как теперь поняла Барбара, по той же причине, по которой, наверное, носил и темные очки с перчатками. Потому что был альбиносом. Одетый так, как сейчас, он вызывает иной раз удивленный взгляд на улице. Но одетый как все — не пряча бесцветные волосы и красные глаза, — он вызывал бы всеобщее любопытство и был бы мучим теми же самыми детьми, которые восхищались им минуту назад.

Он вручил Барбаре визитку. Она ответила ему тем же и проследила за выражением его лица, вернее, открытой его части, чтобы увидеть реакцию.

— Полиция? — спросил он удивленно.

— Новый Скотленд-Ярд. К вашим услугам.

— А-а. Надо же. Но вряд ли вы хотите заказать представление с фокусами.

Поразительное хладнокровие, отметила Барбара. Она достала из кармана светящиеся в темноте наручники. Они были запечатаны в полиэтиленовый пакет, чтобы не стерлись отпечатки пальцев. Наручникам еще только предстояло попасть в руки экспертов.

— Это из ваших товаров, как я понимаю, — сказала Барбара. — Вы узнаете их?

— Я продаю такие вещи, — ответил фокусник. — Вы, наверное, сами уже видели. Тоже игрушки, но только для взрослых.

— Эти наручники были украдены у вас мальчиком по имени Дейви Бентон, по крайней мере так сказал нам его отец, когда мы пришли к ним домой. И он — отец — думал, что сын уже вернул украденное обратно, как ему было велено.

Темные очки скрывали от Барбары глаза альбиноса, и ей приходилось полагаться только на его голос. А голос был абсолютно ровным и любезным, когда фокусник ответил:

— Очевидно, что он этого не сделал.

— Чего не сделал? — уточнила Барбара. — Не украл или не вернул?

— Поскольку вы нашли наручники среди вещей Дейви, то я полагаю, что он не вернул их.

— Ну да, наверное, — сказала Барбара. — Только я вроде не говорила вам, где мы нашли наручники.

Фокусник повернулся к ней спиной и стал аккуратно сворачивать веревку, с помощью которой показывал фокус своим юным зрителям. Барбара мысленно улыбнулась, увидев это. Ага, попался, подумала она. Ее опыт показывал, что умелый полицейский может смутить даже самого хладнокровного человека.

Мистер Фокус снова встал лицом к ней.

— Возможно, что эти наручники — мои. Как видите, среди моего товара есть точно такие же. Но вряд ли я единственный человек в Лондоне, у которого можно купить такую вещь. Или стащить.

— Не единственный. Но кажется, ваш киоск — ближайший к дому Дейви.

— Это мне неизвестно. Что-нибудь случилось с этим мальчиком?

— Да, с ним что-то случилось, — ответила Барбара. — Он мертв.

— Мертв?

— Мертв. Но давайте не будем играть в эхо. Когда мы осматривали его вещи и нашли вот это, его отец рассказал нам, как они могли там оказаться. Он основывался на том, что ему, в свою очередь, рассказал Дейви… То есть вы понимаете, почему я решила осведомиться, известен ли вам этот предмет, мистер… Как ваше настоящее имя? Я знаю, что Фокус — не настоящее, мы ведь с вами уже встречались.

Он не спросил где и когда. Сказал, что его зовут Миншолл. Барри Миншолл. И да, все верно, похоже, что наручники принадлежали ему, раз мальчик так сказал своему отцу. Но тут уж ничего не поделаешь, дети вечно воруют по мелочи. На то они и дети, такова их природа. Они пытаются понять, где проходит граница. Без риска ничего не получишь, и поскольку местные копы только отругают мальчишку, если поймают его за подобные дела, то почему бы и не попробовать себя в ловкости рук? О да, он, Барри Миншолл, старается приглядывать за ними, но иногда липкие пальчики все же ухватывают что-нибудь с его витрины, например пару светящихся в темноте наручников. Иногда они бывают слишком шустры, чтобы можно было заметить пропажу.

Барбара слушала, кивала и изо всех сил старалась выглядеть доброжелательно и рассудительно. Но она слышала, что в голосе Барри Миншолла все усиливаются нотки беспокойства, и для нее эти нотки были как запах лисицы для своры гончих. У этого парня ложь сыплется изо рта, носа и ушей, думала она. Он из тех, кто считает себя непревзойденным артистом, но артистов иногда начинает нести.

— Как я помню, у вас есть фургон, — сказала она. — Я видела, как вы разгружали из него коробки некоторое время назад. Если вы не возражаете, я бы хотела взглянуть на него еще раз.

— Зачем?

— Давайте назовем это любопытством.

— По-моему, я не обязан показывать его вам. Во всяком случае, без ордера на обыск.

— Вы правы. Но если мы пойдем таким путем — что, разумеется, решать только вам, — то мне будет страшно интересно, что же такое находится в вашем фургоне, если вы не хотите мне его показывать.