В: Почему ж Богоматерь Премудрость, столь милосердная к тебе, пренебрегла убогим? Как допустила страшный грех самоубийства?

О: Ты спрашиваешь об том, что ведомо лишь Богу.

В: Хотелось бы услышать достоверный ответ от тебя.

О: Не имею.

В: Так я подскажу: не вероятнее ли, что на глазах малоумного умертвили иль пленили хозяина, тем самым лишив его покровителя?

О: Не ведаю, я спала.

В: Погоди, он приводит вас на место и, стало быть, знает, чего ожидать, и все ж таки происходит нечто, заставившее его свести счеты с жизнью. Темная история, не правда ль?

О: Вся тьма по воле Господа.

В: Ну да, особливо ежели самозваная святая подпустит тьмы в ответах, воспарив над такой чепухою, как здравый смысл. Я приметил твой отклик на смерть Дика. Какая женщина останется столь равнодушной к известью, что отец ее ребенка мертв? Прям будто он ей никто. Однако ж наша праведница, изведавшая больше мужчин, нежели тухлятина падальных мух, заявляет, что в жизни никого так не любила. А потом говорит: не ведаю, не скажу, не важно. Как сие понимать?

О: А так, что я и впрямь ношу его ребенка, но сердце мое ликует, проведав об его смерти. Я рада за него, не за себя. Ибо воскреснет он безгрешный.

В: Такое, значит, христианское братство?

О: Послушай, ты хочешь, чтоб я была отраженьем женщины, какою ты ее видишь. Но роль не по мне. В ту пору еще шлюха, я утолила его похоть, кою он воплощал, точно бык иль жеребец. Ужель не понимаешь, что я изменилась? Теперь я не девка, я возродилась в Христе и узрела Вечный Июнь! Твоя роль не по мне. Верою Раав-блудница не погибла с неверными {165}.

В: Ты хуже раскаявшейся блудницы! Проповедница выискалась! Развела тут басни об дурацких грезах! Вечный Июнь, Богоматерь Премудрость! Ишь пули отливает — об этаких названьях даже твои сектанты не слыхивали!

В: Кроме тебя, об том я никому не говорила и не скажу. Других имен и тебе не назову. В нашем мире они лишь слова, но слова сии — знаки великого грядущего. Что ж ты не хулишь церковные гимны да псалмы, воспевающие Господа? Иль славят Его лишь те слова, что одобрены начальством?

В: Попридержи язык!

О: И ты свой.

В: Вконец обнаглела!

О: Так не замай!

В: Будет!.. Считаешь, Дик помер, снедаемый виной за свою похоть?

О: Чтоб отречься от греховной плоти.

В: Прежде ты беременела?

О: Нет.

В: Хотя возможностей имелось сверх достаточного. При наплыве клиентов сколько раз за вечер тебя драли? (Не отвечает.) Говори! Пропади ты пропадом со своим благочестьем! (Не отвечает.) Ладно, и так догадываюсь. Что, всучишь выродка мужу?

О: Яловость моя была по Христовой воле, и ею же теперь я тяжела. Дочь моя не ублюдок, муж мой станет ей земным отцом, как Иосиф — Иисусу.

В: А что насчет того, кто проложил ей дорогу в наш мир?

О: Твой мир — не мой и не Христов.

В: Не кобенься, все равно заставлю сказать. Пораскинь своим вздорным умишком: кто отец ребенка — Дик иль его хозяин?

О: Его сиятельство — тот, кто он есть, ни больше ни меньше. То бишь на сем свете он не родитель.

В: А на том, стало быть, родитель?

О: Духовный, не семенем.

В: Разве не грех оспаривать мужское главенство, свыше предписанное? Кто стал первым твореньем Создателя?

О: По словам мужчин.

В: Священное Писание лжесвидетельствует, что ль?

О: Дает свидетельства лишь одной стороны, в чем вина людей, но не Господа и Сына Божьего. Во второй главе Бытия сказано, что Еву создали из Адамова ребра, а в первой говорится: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их». В главе девятнадцатой Евангелия от Матфея Господь наш Иисус Христос поминает не ребра, но Моисея, кто «по жестокосердию вашему, позволил вам разводиться с женами вашими; а сначала было не так». Мужчина и женщина сотворены равными.

В: Ах ты скромница наша, заново рожденная! Ни на йоту не верю! Ты охвачена иным пороком, только и всего. Нынче твое наслажденье в том, чтоб охаять мудрость, заповеданную предками, излить свою злобу. Прежде мужчин ублажала, а теперь, кляча заезженная, желаешь с ними поквитаться, отбросив свое прошлое, точно немодный фасон! Вера твоя — всего-то личина, за коей спрятана бабская месть!

О: В ловушку не заманишь.

В: Какую еще ловушку?!

О: Хочешь выставить меня очумелой от мщенья мегерой, кто из боязни, что ее раскусят, глуха ко всем доводам разума.

В: Я тебя насквозь вижу!

О: Что ж, открою свой пагубный замысел. Вся несправедливость в мире по воле человека, а не Господа нашего Иисуса Христа. Я хочу изменить наш мир.

От подобного заявления у Аскью глаза лезут на лоб. Теперь уже он не найдется что сказать. Руки Ребекки покоятся на коленях, но вся она будто натянутая струна и не сводит глаз со следователя, точно узрела Антихриста собственной персоной. Во взгляде ее плещутся остатки покорности, но лицо застыло в решимости не отступать. Наконец Аскью размыкает уста, хотя скорее обращается к себе:

— Совсем уж завралась…

Никакого отклика. В подобные паузы Джон Тюдор привычно отрывает взгляд от записей. Ребекка пялится на следователя. Вот так весь допрос: стряпчий наседает, бабонька таращится и тянет с ответом. Терпение Аскью явно иссякает. Нынешний допрос он начал по-доброму, но притворная мягкость не сработала. Истинное происшествие подследственная сохраняет в тайне, ни суровостью, ни лаской ее не сломить. Не раз стряпчий вспоминал времена настоящих допросов с дыбой и тисками. Но английский Билль о правах положил им конец. Кроме случаев вопиющей измены, подобные методы применяются лишь в нечестивых и ущербных католических странах вроде Франции; при всех своих недостатках, Аскью все же англичанин, а не француз. Что, однако, не препятствует его раздражению, которое он еле сдерживает.

Ребекка довольно спокойно воспринимает нападки на свою веру; будь иначе, она бы удивилась и заподозрила неладное, ибо в те времена осмеяние и гоненье сектантов встречались сплошь и рядом. Дело не только в том, что ей не дают говорить о правомочности и смысле ее веры, пребывающей в нужде и лишеньях. Со следователем ее разделяют не только бесчисленные барьеры возраста, пола, сословия, образования, места рождения и прочего, но нечто глубинное: принадлежность к двум абсолютно разным человеческим натурам, у которых главенствуют разные полушария мозга. Само по себе это ни хорошо ни плохо. Те, у кого превалирует левая доля (правши), рациональны, способны к математике, организованны, красноречивы, аккуратны и обычны; во многом благодаря им общество держится на ровном киле. Те, у кого доминирует правая доля, менее желанны мудрому и трезвому богу эволюции, ну разве что в двух столь побочных областях, как искусство и религия, где ценятся мистицизм и алогичность. Такие, как Ребекка, слабы в рассуждении, сбивчивы в доводах, плохо чувствуют время (и политическую обстановку). Они живут, слоняясь по необъятным просторам «сейчас», воспринимая прошлое и будущее как настоящее, тогда как добропорядочные правши эти понятия четко разграничивают и контролируют. От путаников-левшей одни беспокойства и неурядицы. Вот что являли собой те два человека из 1736 года. Они пребывают на разных полюсах, хотя до подобного объяснения их физиологической несовместимости еще далеко. Левша-Ребекка по-своему доведена до крайности и тоже говорит, словно себе: