— Слишком прекрасно вокруг, чтобы в помещении торчать.

После недолгих колебаний он присел рядом с ней. Помолчали. Потом, словно бы уходя в раздумья, она заговорила:

— Ты не знаешь, как часто там в палящую жару я представляла себе, как мы сидим здесь. Я несуразное создание, Дэвид. Жаль, объяснить не могу… не могу заставить тебя понять, почему у нас с тобой все пошло так, как пошло. На поверхностный взгляд я должна бы казаться совсем бессердечной… но в душе чувства, которые я питала к тебе, были сильны.

— Ты безусловно доказала это. — Глядя прямо перед собой, Мюррей цедил слова сквозь зубы. — Тебе ли не знать, что ты любила Вудбёрна.

Грейси покачала головой:

— То была не любовь, Дэвид. Если и было что, так это жалость. — Он резко развернулся и уставился на нее, его взгляд Грейси встретила бестрепетно и продолжила тихим ровным голосом: — Генри был болен, Дэвид, куда как серьезнее, чем кто-то мог предположить. Он месяцами лежал в санатории без всяких признаков улучшения. Одно легкое было поражено насквозь, другое начинало заболевать. О, я признаю, что поддалась его чарам и его бесстрашию. Такого, как он, раньше я никогда не встречала, но сильнее всего была скорбь, мысль, что ему так мало времени осталось, ослепляла меня, заставляла желать дать ему что-то взамен.

Две бусинки пота выступили у Мюррея на лбу.

— Не поздновато ли для этих интимных признаний? — спросил он голосом, которому пытался придать безразличие.

— Да, Дэвид, ты прав, — просто ответила она, — только это первая — и единственная — возможность, какая у меня за все время была.

Он не смел взглянуть на нее, но, когда наконец поднял глаза, губы ее тронула слабая улыбка, а ресницы затрепетали. И — вся осмотрительность прочь! — он рванулся к ней со вздохом, похожим на стон.

— Грейси, о Грейси! — шептал он, пропадая в сиянии ее глаз.

В тот вечер Дэниел возвратился в студию в пять часов, немного позже обычного из-за очень напряженного дня в академии. Еще издали увидел он поджидавшего его на пороге аптекаря, лицо которого выражало нетерпение.

— Ну вот и ты, — сказал он. — Как Грейси?

Дэниел почувствовал, как вспыхнуло у него лицо.

— У Грейси все очень хорошо, — тихо ответил он.

— Не сомневаюсь, не сомневаюсь, она же сегодня путешествовала.

— А почему бы и нет? — бросил Дэниел, все больше раздражаясь. — У нее было дело в Перте.

Фармацевт пожал плечами и сказал:

— В Перте? Она на поезде доехала до Маркинча. Я сам в нем ехал.

Дэниел отпрянул. Он в упор смотрел на Хэя, а сердце у него медленно сжималось, замирало. В словах фармацевта усомниться он не мог. Среди многого причудливого, чем владел Хэй, у него имелось нечто вроде суденышка (странная причуда для такого сухаря-метафизика), маленький и ветхий плавучий домик, поставленный на якорь в Кэнти-Бей, бухте озера Лох-Ломонд, милях в пяти от Маркинча.

Там летом Хэй с приятностью проводил выходные, зачастую прихватывая с собой Дэниела с двоякой целью: поспорить и за компанию. Как раз плавучий домик и подтверждал сказанное Хэем: только на прошлой неделе он говорил Даниэлю, что намерен в среду поехать на озеро навести судовой порядок в своем хозяйстве и оставить распоряжения по закупке провизии.

Дэниел судорожно сглотнул. Пробормотал:

— Как ни кинь, а Грейси передумала.

— Бесспорно, — согласился Хэй, хрустя костлявыми пальцами. — Да-да, не поспоришь. Несомненно, потому-то с ней и был Дэвид Мюррей.

— Нет! — задохнулся Дэниел.

В ответ фармацевт лишь жалостливо повел плечами:

— Я своими глазами видел, как они садились на пароход на Данбег.

Острая боль пронзила Дэниела. Он вспомнил, как смотрел Грейси в лицо в это утро. Не говоря ни слова, он повернулся и побрел к студии. Там, войдя в крохотную прихожую, заметил письмо на стоявшем на тумбе латунном подносе. И тупо уставился на него.

Потом с невесть откуда взявшимся ощущением, что письмо уже видел раньше, он взял его. Это было его собственное письмо, отправленное Александру Лангу на ферму Метвен близ Перта. На конверте стояла пометка: «Адресат выехал. Адрес неизвестен».

Назавтра двери фотостудии в Уэллхолле были закрыты. Днем, часа в четыре, Дэниел сошел с северного экспресса и, выйдя с вокзала, устало и уныло направился домой. На полпути через пустошь он разглядел впереди фигуру женщины: то была его жена. По рабочей сумке, которую та несла, и понуро поникшей голове он понял, что Кейт возвращалась с еженедельного собрания церковного швейного кружка. Быстро догнал ее, и, поприветствовав друг друга, они пошли по проезжей дороге вместе.

Дэниел тайком съездил в Перт в поисках сведений о Лангах, и нынешний арендатор фермы Метвен, крепкий молодой сельчанин, вполне вежливо сообщил известные ему факты.

Сам Ланг уже три года как умер, на самом деле, сказать по правде, он пьянкой довел себя до могилы, а по ходу личного разложения и ферму довел до полного упадка… Поднять заброшенную землю новому арендатору далось тяжким трудом. Что до миссис Ланг, то она, как полагали, переехала в город Уинтон, но точно никто не знал, бесчестье свое она переживала остро и порвала все связи с друзьями. Был еще ребенок, как помнилось молодому фермеру, вообще-то, несколько детей, потому как эта женщина ввела в обыкновение брать приемышей, и она увезла их, по-видимому, с собой. Но больше этого сельчанин сказать не мог.

Некоторое время, шагая рядом с женой, Дэниел, обескураженный бесплодной поездкой, подумывал избавиться от части бремени, поделившись с ней. Но, искоса глянув на ее бледное, покорное лицо, сдержал себя. В швейном кружке Кейт всякий раз вынужденно замыкалась в себе, верховодили там жена пастора и зажиточные прихожанки, и от этого она ощущала, что ее борьба за признание в обществе бесполезна, что все ее бережливые и болезненные начинания, ее уловки и экономия, ее латание дыр, переделки и наведение глянца не имеют смысла, что всё, всё оказывается бесполезным и бесцельным, что ей вечно суждено носить клеймо презренного провала ее мужа, быть жалкой разочарованной немолодой женщиной с натруженными руками и в поношенной одежде, женой «несостоявшегося» проповедника.

И все же, невзирая на решение молчать, когда они миновали последний поворот дороги, Кейт не выдержала, восклицание сорвалось с ее губ. Перед их домом стояла машина, аккуратный маленький «панар», принадлежащий мистеру Хармону, агенту «Хедив лайн».

Явно удивлен был и Дэниел: автомобили были редкостью в Ливенфорде и никогда прежде ни один из них не останавливался у их ворот. Супруги ускорили шаги на подходе к дому.

Когда они вошли, из