Никто даже подумать не мог, что Нисбет, пусть и считавшийся человеком достойным, хоть когда-то станет претендовать на руку Грейси. А вот поди ж ты, поженились они в Лондоне и сразу отправились из порта Тилбери в далекую Индию. А когда в Ливенфорд возвратился Том Линдсей, уже тогда погрязший в деловых проблемах, которые все больше и больше изводили его, то его мрачное, неприступное лицо отвратило от расспросов даже самых бесцеремонных.

Тем не менее в таком маленьком городке, как Ливенфорд, ничто не могло подолгу оставаться тайной. Во всяком случае, ходили слухи и подозрения, что это правда.

Все это тяжким бременем ложилось на Дэниела. Но сейчас, шагая с пылающим от восторга лицом под бледным светом звезд, он предвидел последнюю возможность исправить позорную и долго терпимую несправедливость. В тот момент, как никогда ранее, реальной казалась ему рука Провидения. И в его груди, раздуваемый растущей экзальтацией, разгорался огонь великого устремления.

Дэниел дошел до своего дома, небольшого коттеджа из красного песчаника в конце проезжей дороги, постоял минуту в маленьком, идеально ухоженном садике, где подстриженный газон обрамляли аккуратные клумбы с уже начавшими цвести примулами, львиным зевом и кальцеоляриями. Этот садик был предметом его гордости и одним из немногих его земных удовольствий.

Тяжело вздохнув, Дэниел принялся тщательно вытирать ботинки, поскольку Кейт, его жена, не допускала даже малейших следов на своем безукоризненно чистом линолеуме, а зимой так вообще заставляла его снимать сапоги, прежде чем порог переступить, и только после этого вошел. От ожидания и волнения сердце его билось чаще обычного.

Да, письмо лежало на столе, где для Дэниела, как обычно, был приготовлен чай, — письмо на рисовой бумаге с индийским почтовым штемпелем. Кейт вскрыла его. Дэниел устремил на жену долгий вопрошающий взгляд, а она стояла обеспокоенная, откидывая с лица седую прядь.

Будучи на четыре года старше Дэниела, Кейт преждевременно увяла до неопределенных оттенков бесплодного среднего возраста. Ее лоб был красивым, даже благородным, несмотря на морщины, которые проложили огорчения и разочарования, а вот нижняя часть лица — тонкие ноздри и поджатые губы — свидетельствовала об усталости и тайных огорчениях.

Одежда жены, скроенная из «остатков» и собственноручно ею сшитая на ножной швейной машинке, сейчас стоявшей накрытой у окна, была домотканой, старой и уныло серой и держалась на ней (или так казалось) лишь благодаря громадной броши с желтым топазом, приколотой посередине груди. Эта брошь, с обратной стороны которой хранилась, как в медальоне, прядь волос бабушки Кейт, была скромным фамильным наследием и, не считая обручального кольца, единственной драгоценностью Кейт. Каким-то образом брошь подчеркивала трогательную плоскость бесплодной груди, на которой она покоилась.

— Кейт, она возвращается? — наконец выговорил Дэниел.

Жена, подтверждая, медленно кивнула.

— Она у нас остановится? — Муж говорил быстро, словно опасался ее решения.

— Да, Дэниел, мы должны ее здесь принять. И к тому же принять приветливо. — Потом, поколебавшись, Кейт, понизив голос, добавила: — Только… надеюсь… за эти годы… она научилась вести себя.

Кейт медленно подошла к столу и принялась наливать ему чай.

Глава 2

Была суббота, бодрый, свежий денек, когда воздух пропитан солнечным светом, а в голубом небе весело кувыркаются пушистые комочки облаков. Видно было далеко-далеко. С проезжей дороги вполне можно было разглядеть овец, пасшихся на Уинтонских холмах, а западнее, где маленький буксир далеко забрался в неспокойные воды лимана, легко различались цифры его номера на крашенных киноварью конических ведерках. Прелестный день для возвращения Грейси домой!

Дэниел с Кейт на вокзал приехали рано, минут за двадцать до прибытия десятичасового поезда. На Кейт было новое черное платье, а Дэниел облачился в выходной костюм. Пока они молча шли по Стейшн-роуд, Дэниел, мысленно прокручивая последние события, от всей души сказал себе, что Кейт великолепно приготовилась к приезду племянницы. Гостевая спальня, просторная уютная комната с видом на улицу, теперь уже обиходно именовалась спальней Грейси, для ее убранства Кейт предприняла усилия поистине героические: повесила муслиновые занавески, мебель переставила по-новому, на полу у кровати положила новый коврик.

Ожидание бередило душу, но вот наконец донесся свисток, сопровождавшийся клубом пара, и поезд, стуча колесами на стыках рельсов, подошел к вокзалу. Двери распахнулись, немногочисленные пассажиры вышли, зевая и складывая газеты, а потом — совсем неожиданно и просто — на платформе появилась Грейси, до того настоящая и наконец-то оказавшаяся дома, что у Дэниела сердце замерло.

Секунду-другую она оставалась на месте, четко выделяясь на сером фоне поезда. Взгляд молодой женщины неуверенно и выжидательно метался туда-сюда. Вдруг она заметила их. Глаза засияли, и, легко вскрикнув от восторга, Грейси побежала им навстречу, широко раскинув руки, чувства до того переполняли ее, что она даже не пыталась заговорить.

Она чмокнула в щеку Кейт, потом Дэниела, легко, словно птичка крылышком провела. Сама Грейси изменилась так мало, что даже оторопь брала. Дэниел чувствовал, как туманится его взгляд. Возможно, хрупкости в ней стало даже больше, чем прежде. Да нет, всегда она была такой, а сейчас впечатление усиливал черный траурный костюм.

Под маленькой, усыпанной пятнышками вуалью ее лицо оставалось все таким же живым и просветленным, все так же она вздергивала подбородок, как будто нетерпеливо вопрошая жизнь. В густых каштановых волосах по-прежнему сверкали рыжеватые искры. Ее карие глаза с незабываемым рыжим оттенком по-прежнему умели таить за слезами улыбку.

Она и сейчас, идя к кебу, который Дэниел, бледный и взволнованный, подозвал от вокзальной арки, смеялась и плакала одновременно. Он почувствовал, как извозчик следит за ним своим наметанным любопытствующим взглядом, и, овладевая собой, присматривал, как грузится багаж, пока Кейт с Грейси усаживались внутри. Вскоре он присоединился к ним, и кеб тронулся.

Пока катили, Грейси, ласковая и очарованная, порывисто протянула им обоим по руке, сидела она, слегка сдвинувшись вперед, и не отрывала взгляда от открытого окна.

Всякий знакомый вид исторгал из ее приоткрытого рта один и тот же звук узнавания: городская ратуша, библиотека, фронтон академии из серого камня и даже непритязательная лавка сластей Лаки Логана, где она девочкой покупала себе конфеты, — все это становилось частью ее восторгов от возвращения.

Бог свидетель, не было ничего прекрасного в архитектуре этих построек: низкие, под холодными шиферными крышами, они под воздействием погоды сделались мрачными и тоскливо серыми, — и все же была в них для Грейси редкостная привлекательность, как теплое приветствие дорогих, давних друзей. Особенно взволновало ее отсутствие перемен. Запах горячих булочек, донесшийся из пекарни Каррика, отозвался легкой дрожью во всем теле