новелл над романами; но отсюда и право утверждать, что настоящий сборник в полной мере представляет нам этого неповторимого писателя.

1938

УИЛКИ КОЛЛИНЗ

«ЛУННЫЙ КАМЕНЬ»

В 1841 году нищий гений, чье литературное наследие, скорее всего, уступает тому широчайшему воздействию, которое оно оказало на самые разные литературы мира, — я имею в виду Эдгара Аллана По — опубликовал в Филадельфии «Двойное убийство на улице Морг», первую детективную новеллу, созданную на основе реального случая. В этом рассказе воплотились главные законы жанра: загадочное и на первый взгляд необъяснимое преступление, внешне бездеятельный детектив, который разгадывает его, основываясь на воображении и логике, ход расследования, переданный беспристрастным и, сказать правду, несколько безликим другом детектива. Детектива звали Огюст Дюпен, позднее его назовут Шерлоком Холмсом… Спустя двадцать лет появились «Дело Леруж» француза Эмиля Габорио{376}, а также «Женщина в белом» и «Лунный камень» англичанина Уилки Коллинза. Два последних романа заслуживают куда большего, чем уважительное упоминание историка. Честертон ставил их выше самых удачных образцов современной ему прозы. Со страстью обновлявший музыку английской речи Суинберн отнес «Лунный камень» к числу шедевров{377}; прославленный переводчик (и почти создатель) Омара Хайяма Фитцджеральд предпочитал «Женщину в белом» книгам Филдинга и Джейн Остин.

Мастер сюжетных хитросплетений, увлекательной тревоги и непредвиденных развязок, Уилки Коллинз по очереди перепоручает изложение фабулы разным лицам. Этот прием, открывающий возможности драматичного, а нередко и сатирического контраста между разными точками зрения, вероятно, восходит к эпистолярным романам восемнадцатого века и оставил свой след на знаменитой поэме Браунинга «Кольцо и книга», где десять героев один за другим рассказывают одну и ту же историю, не изменяя составляющих ее событий, но давая им другую интерпретацию. Тут можно вспомнить еще некоторые эксперименты Фолкнера и далекого Акутагавы{378}, который, кстати, переводил Браунинга.

«Лунный камень» остается в памяти не только сюжетом, но и живыми, человечными героями: восторженным и неустанным читателем «Робинзона Крузо» Беттереджем, филантропом Эблуайтом, некрасивой и влюбчивой Розанной Спирман, «методичной ведьмой» мисс Клак, первым сыщиком в британской литературе Каффом.

Поэт Т. С. Элиот однажды заявил{379}: «Нет в наше время романиста, который не нашел бы для себя чего-то полезного в искусстве Коллинза увлекать читателей, а ведь по ходу романа нередко требуется прибегнуть к возможностям мелодрамы. Современный приключенческий роман угрожающе повторяется: в первой главе непременный мажордом обнаруживает непременное убийство, в последней непременный детектив раскрывает убийцу, давным-давно раскрытого непременным читателем. Приемы Уилки Коллинза, напротив, неисчерпаемы». Истина в том, что детективный жанр создан не столько для романа, сколько для новеллы; недаром Честертон и родоначальник детектива Эдгар По всегда предпочитали последнюю. Чтобы персонажи не выглядели пешками или винтиками, Коллинз наделяет их человечностью и правдоподобием.

Старший сын художника-пейзажиста Уильяма Коллинза{380}, писатель родился в Лондоне в 1824 году и скончался в 1889-м. Его произведения многочисленны, его сюжеты отличаются хитроумием и вместе с тем ясностью, в них нет ничего тягучего и туманного. Он был адвокатом, опиоманом, актером и близким другом Диккенса, с которым не раз выступал в соавторстве.

Любознательный читатель может обратиться к биографической книге Эллиса{381} («Уилки Коллинз», 1931), переписке Диккенса, а также к эссе Элиота и Суинберна.

1971

ЛЬЮИС КЭРРОЛЛ

«СОЧИНЕНИЯ»

Во второй главе своей «Символической логики» (1892) Ч. Л. Доджсон, известный нам под именем Льюиса Кэрролла, написал, что Вселенная состоит из вещей, которые можно разделить на классы, причем один из них — класс вещей невозможных. Например, к этому классу относятся предметы весом более тонны, которые под силу поднять ребенку. Если бы книги об Алисе не существовали, не были бы частью испытанной нами в жизни радости, их можно было отнести к этой категории. Действительно, как еще расценить произведение не менее прекрасное и радушное, чем «Тысяча и одна ночь», сюжет которого составляют парадоксы логического и метафизического свойства? Алиса видит во сне Черного Короля, который видит во сне Алису, и ее предупреждают, что, как только Король проснется, она потухнет, подобно свече, потому что она не более чем сновидение спящего Короля. Эти взаимные сновидения, которые могут оказаться бесконечными, заставляют Мартина Гарднера{382} вспомнить карикатуру, где толстая дама рисует портрет худощавой, которая, в свою очередь, рисует портрет толстой дамы, и так беспрерывно.

Английская литература в давней дружбе со сновидениями. Беда Достопочтенный сообщает, что первый из известных нам по имени поэтов Англии, Кэдмон, сочинил свое первое стихотворение во сне; тройной сон — из слов, архитектуры, музыки — подсказал Колриджу изумительный фрагмент поэмы «Кубла Хан»; Стивенсон признается, что ему привиделись во сне превращения Джекила в Хайда и кульминационная сцена «Олальи». В приведенных примерах сон порождает поэзию, а случаи, в которых сон оказывается темой повествования, невозможно перечислить, среди наиболее известных — книги, которые оставил нам Льюис Кэрролл. Оба сна Алисы все время граничат с кошмаром. Иллюстрации Тенниела{383} (которые в свое время не понравились Кэрроллу, а теперь стали неотъемлемой частью книги) наводят на мысль о грозящей опасности. На первый взгляд или при мимолетном воспоминании приключения Алисы кажутся случайными и почти лишенными смысла; затем мы улавливаем в них незаметные сначала строгие закономерности шахмат и карт, являющих собой простор для игры ума. Доджсон, как известно, был профессором математики в Оксфордском университете; логико-математические парадоксы, которые предлагает нам книга, нисколько не мешают ей быть для детей воплощением волшебства. В глубине снов затаилась тихая печальная улыбка; обособленность Алисы среди окружающих ее чудовищ отражает одиночество холостяка, создавшего незабываемую сказку. Одиночество человека, никогда не отважившегося полюбить и не имевшего иных привязанностей, кроме нескольких маленьких девочек, которых он обречен был терять с течением времени, и увлечений, кроме фотографии, которая тогда не казалась занятием достойным. К этому следует добавить, разумеется, отвлеченные размышления и создание собственной мифологии, которая теперь, по счастью, принадлежит нам всем. Остается область, недоступная для меня и редко обсуждаемая посвященными: область «pillow problems»[153], где он сплетал нити повествования, населяя людьми бессонные ночи и отгоняя, по его собственному признанию, тяжелые мысли. Многострадальный Белый Рыцарь, изобретатель никчемных вещей, — это вполне сознательно сделанный автопортрет, сквозь который как бы невольно проступают черты некоего другого провинциального сеньора, стремившегося стать Дон Кихотом.

Несколько извращенный талант Уильяма Фолкнера показал современным писателям пример того, как играть со временем. Достаточно упомянуть изысканные драматургические построения Пристли{384}. Но уже Кэрролл написал, как Единорог подсказывает Алисе верный