На столе — селедочка, репчатый лучок… Еда самая что ни на есть бесхитростная, но вот зато закусь отменная. И рыбку старик любил, видно сразу, — селедку ел с завидным аппетитом.

— В общем, так, старик, зверств никаких не будет, обещаю. Надо уважать старость. Ты умрешь без мучений. — Варяг посмотрел на Тарантула, тот, поняв его без слов, вытащил «вальтер» и прицелился в голову старика. — Считаю до пяти…

Удивительно, но страха в глазах сторожа Варяг не увидел. Обида присутствовала — уголки губ опустились, вокруг рта прорезались длинные морщины в виде подковы. Умирать было грустно, тем более в такой погожий день, да еще со стаканом в руке, при хорошем аппетите и отменной закуси.

— Если ты не скажешь, кто недавно приходил и потревожил могилу, значит, мы с тобой не договорились. Раз… Два… Три…

Варяг считал через равные промежутки времени, размеренно и бесстрастно. Жизнь старика для него ничего не значила.

— Постой, — почти выкрикнул сторож. — Я все скажу, только ты того… дуру-то опусти.

Тарантул посмотрел на Варяга и, получив молчаливое разрешение, сунул пистолет в карман.

— Я тебя слушаю.

— Действительно, дней десять назад вертелись здесь какие-то кавказцы. Народ приметный, в поселке у нас их нет. Ко мне обратились, вот так же, как и вы, про могилу Голицына спрашивали. Да еще про тех, что взорвались. Ну, я им и показал… Бессонница меня мучает, старый я, вот поэтому и на рыбалку ночную хожу. Так вот, я тут хотел дорогу сократить и через кладбище пошел. Мертвецов-то я не боюсь, — безразлично махнул он рукой, — я их всех еще живыми помню. Так что ничего дурного они мне не сделают. А как к могилкам-то подошел, смотрю, а кавказцы там чего-то шебуршатся. Спрятался я за надгробьем и смотрю. А они лопаты взяли и надгробья стали ломом кочевряжить. Ну что тут делать? Я в село побежал. Благо, что близко. Забежал к своим, толпу собрал, да на кладбище. Напугали мы их… Больше они не появлялись. Я к могилке-то подошел, а она уже раскурочена, памятник в сторонке лежит, земля повсюду разбросана. Негоже это покойников-то тревожить. А утром я землицу на место вернул и памятник установил, как прежде. Так что если не приглядываться, то ничего не заметно.

— Что же это так твоими покойниками-то интересуются? — задумчиво спросил Варяг.

— А это не у меня надо спросить, — обиженно отозвался старик, — а у тех, кто кощунствовал.

— Спросим, — пообещал Варяг. — Не сомневайся.

— Хотя слух у нас после войны ходил, будто бы под одной из этих могил клад спрятан… Копали-то они как раз на этом старом захоронении! А тут на днях у нас убийство случилось, — понизив голос, сообщил старик. — Здесь у нас березовая роща есть, так вот, в ней был убит один из тех кавказцев. Я и не удивился, с кощунами всегда так происходит… Ну, чего вы на меня так смотрите? — возмутился он. — Режьте меня на куски, больше ничего не знаю, все сказал!

— Да ты не дрейфь. Резать тебя на куски мы не будем, — усмехнулся Варяг, сделав паузу, добавил: — Во всяком случае пока. — И, развернувшись, заторопился к выходу.

На ветхого старца, сидевшего в одном ряду с нищими, никто не обращал внимания. Мало ли таких! Густая седая борода скрывала половину его лица, а в шапке, лежащей перед ним, стыдливо поблескивала желтая мелочь. Старец застенчиво крестился и ловил взглядом каждого прохожего, а когда монетка летела в его шапку, благодарствовал, склоняя к груди седую голову. Его никто не гнал, он был один из многих, а места на узком тротуаре перед Троицкой церковью хватало на всех. С его унылым обликом не вязались только глаза — выжидательные и заметно строгие.

Заметив вышедшую из церкви высокую пожилую женщину, он поднял шапку, сгреб брошенную мелочь и, сунув ее в карман, пошел следом. Завернув за угол, осмотрелся. Никого! Только после этого сорвал свою бороду и швырнул ее в мусорный бак. Женщина зашла во флигелек, стоящий в церковном дворе, и затворила за собой дверь. Выждав минуту, старик вошел следом.

— Здравствуй, Нина, — негромко произнес он.

Женщина, стоявшая к нему спиной, поспешно развернулась.

— Ты?! — невольно вырвался у нее крик изумления.

— Да, как видишь, я немного изменился… Но узнаваем!

— Как ты посмел явиться сюда? После всего того, что произошло?!

— Я хотел тебя увидеть.

— И для этого ты устроил у меня в квартире погром?! Для этого ты убил сторожа?! Кажется, он был твоим другом?

Беспалый безразлично пожал плечами:

— С тех пор много переменилось.

— Что ты у меня искал, золото?

Беспалый улыбнулся:

— Вижу, что ты догадливая.

— Только зачем оно тебе, одной ногой в могиле, а тебе все мало!

— Хм, я еще пожить хочу. Так где оно?

— Ты до сих пор не веришь, что у меня его нет? — Женщина сделала несколько решительных шагов к тумбочке, на которой стояла высокая шкатулка, и, открыв ее, достала пожелтевшую вырезку из газеты. — Возьми, прочитай! — произнесла она с вызовом. — Может, это единственный верный поступок за всю мою жизнь!

Беспалый бережно взял вырезку и аккуратно развернул ее. Крупным планом, едва ли не в полстраницы, была напечатана фотография девушки. Тимофей Егорович даже не сразу и понял, что эта была Нина пятидесятилетней давности. А ниже крупными буквами было написано: «Нина Голицына пожертвовала фамильные драгоценности на колонну танков!»

— Жаль, у нас все могло быть по-другому. Почему ты не захотела со мной ехать?

— Потому что ты подстроил смерть моего отца.

— С чего ты это взяла?

— Он тебе мешал.

— Кажется, я начинаю тебя понимать. Кем был для тебя Сомов, ты можешь мне ответить?

— Ха-ха. Ты спрашиваешь у меня об этом через пятьдесят лет? Если я скажу, что он был моим любовником, что от этого меняется? А теперь уходи!

— Я не буду тебя убивать.

Женщина усмехнулась:

— Спасибо и на этом.

Не ответив, Беспалый вышел.

* * *

Неудачи всегда приходят через дверь, которую оставили приоткрытой. Неприятности у Азата начались в тот самый день, когда порог его кабинета перешагнул Тимофей Беспалый. Самое обидное, что интуиция Азата в тот момент так крепко спала, что он ничего не почувствовал. А ведь должен был сработать инстинкт самосохранения, если к тебе в дом заходит опер, пусть даже бывший.

Беспалый был из тех людей, что приносят неудачу. Как-то незаметно, один за другим, стали погибать люди из окружения Азата. Самой нелепой была смерть двоюродного брата Руслана. За два часа до гибели его видели с высокой эффектной блондинкой, с которой он познакомился в ресторане «Пекин». Девушка была настолько хороша, что земляки, весело подмигивая, предлагали Руслану организовать «хоровод», чтобы каждый из них имел возможность подержаться за ее прелести. Обычно на подобные предложения Руслан отзывался сразу и, не раздумывая, собственноручно отводил девицу в квартиру к землякам. Девицу держали в хате несколько дней, и в перерывах между застольями каждый желающий пользовал ее, как ему заблагорассудится.