— Кажется, он пошел на вторую площадку... познакомиться с каскадером.

— Он не должен знакомиться с каскадерами! Он должен быть здесь сию же секунду, иначе я... я не знаю, что сделаю...

Эйнджел тупо стучал по клавишам. Хуже всего на съемках — это ожидание.

— Эйнджел, заткнись на минуточку, — рявкнул Джонатан Бэр.

Он прекратил играть. Уставился на свое отражение в бесчисленных зеркалах. Это будет самая сложная сцена — в плане технического исполнения. Камера не должна отразиться ни в одном из зеркал. Рельсы для подвижных камер были проложены по всему плексигласовому покрытию над нижним зеркальным полом. Все углы были просчитаны до десятой доли градуса. Оператор-постановщик подошел к своей задаче очень ответственно: тщательно выверил расположение каждой камеры, провел несколько испытательных репетиций.

— Где, блядь, Сирота?! — бушевал Бэр. — Опять, наверное, где-нибудь медитирует, вживаясь в роль!

— Пять минут, — объявил Джонни де Роуз, старший ассистент.

— Мы не можем сидеть-дожидаться, пока он соизволит почтить нас своим присутствием. — Бэр заглотил таблетку и сделал знак младшему ассистенту, чтобы тот передал ему сотовый телефон. Телефон принесли на подносе. Он схватил трубку и принялся набирать номер.

— Кажется, что-то со связью. Не могу прозвониться, — сказал он. — Ладно. Пока мы ждем, чтобы время не тратить, давайте снимем несколько крупных планов Эйнджела. Давайте свет. — Он поскреб пятерней свою недельную щетину и хлопнул в ладоши, чтобы привлечь внимание Эйнджела.

Эйнджел смотрел на клавиши, отполированные до зеркального блеска. В каждой клавише было его отражение. И не оно одно. Он видел и Тимми тоже. Тимми стоял у него за плечом. Эйнджел чувствовал холод от не-дыхания Тимми у себя на щеке. И почти чувствовал руку Тимми у себя на плече. Почти слышал слово, которое Тимми шептал ему на ухо. Снова и снова. Освобождение, освобождение.

— Ладно, ребята, — сказал старший ассистент. — Эпизод 99-С. Крупный план Тимми. Все по местам.

Эйнджел услышал — но смутно, словно откуда-то издалека — знакомые слова... камера... мотор... и начал вживаться в образ Тимми Валентайна. Он чувствовал, как Тимми входит в него, наполняет его собой... его пальцы, его сознание... он притронулся к клавишам... теперь он играл просто мастерски, как никогда не умел и вряд ли когда-то научится... мотор... и он играл, и открыл свое сердце для Тимми, и вспомнил про древний кинжал, который был у него с собой — спрятанный в складках бархатного плаща...

* * *

• лабиринт •

Брайен с Петрой благополучно добрались до студии. Охраны никакой не было — да и зачем бы нужна охрана в такой глуши? — так что они беспрепятственно вошли в павильон, где Петра уже была пару дней назад, когда Триш Вандермеер показывала ей пещеры из фольги, комнату с железной дорогой и необъятный зеркальный зал.

— Триш? — позвала она. Имя отдалось эхом в гулкой тишине рукотворной пещеры.

Где офис Триш? В павильоне все переменилось. Пещеры и коридоры, отделанные фольгой и свежеокрашенные в тот день, когда здесь была Петра, теперь, казалось, были покрыты заплесневелым мхом, а из трещин на стенах сочилась какая-то вязкая слизь. Фанерные коридоры, выкрашенные под гранит и мрамор, вели в никуда или же изгибались под острым углом, так что создавалась оптическая иллюзия, что они тянутся в бесконечность. Высоко-высоко, в сумраке под потолком, виднелось сложное переплетение подвесных переходов и лестниц. Пенополистироловый Анубис свисал с потолка на длинной веревке. Вдалеке слышались голоса. Где-то в этом лабиринте шли съемки.

— А где все? — спросил Брайен.

— Надо разыскать Триш. Художника-декоратора. Она должна знать, что здесь происходит и куда все подевались... где-то тут должен быть ее офис. Там у входа был охладитель для воды...

— Вон охладитель, — сказал Брайен.

Она обернулась. Такое впечатление, что охладитель материализовался из воздуха. Рядом с ним была дверь, слегка приоткрытая. Вроде бы знакомая дверь. Только она была вся в паутине, как будто ее не открывали уже лет сто. Когда Петра подошла ближе, паутина исчезла.

— Слушай, мне сейчас померещилось... — начала Петра.

— Ага, — перебил ее Брайен. — Мне тоже. Мне показалось, я видел... одного человека, который... который уже давно умер. Там. На пороге. За дверью.

— Кого?

— Я не хочу говорить.

Она поняла почему. Потому что ему было страшно. Потому что ему казалось, что если он назовет этого человека, тот воплотится в реальность. Она молча взяла его за руку. Они пошли к двери. Их шаги отдавались гулким эхом по бетонному полу.

Дверь открылась со скрипом.

В офисе Триш было дымно и сумрачно. На массивном столе стоял включенный компьютер. На экране плясали сиамские бойцовские рыбки. Весь стол был завален бумагами, схемами и рисунками, глиняными моделями, карандашами и пепельницами. На чертежном столе была развернула схема железной дороги с разметкой и аккуратными примечаниями мелким почерком. У стены стояли куски разбитых зеркал — испорченные декорации для зеркального зала, которым Триш так гордилась.

— Триш? — позвала Петра.

Тишина.

— Пойдем. Видишь, здесь никого нет. Поищем ее в другом месте, — нервно проговорил Брайен.

Петра Шилох...

Брайен вздрогнул. Ему не послышалось. Это был голос Триш.

— Где ты? — спросила Петра.

Петра...

Голос был едва слышен... казалось, что он исходил из воздуха... а потом Петра увидела краем глаза... вспышка света... промельк движения. В разбитых зеркалах.

— Она там, внутри, — тихо сказала Петра. — Она тоже попалась.

— Я тоже вижу... — сказала Брайен. — В этих зеркалах. Вижу знакомых людей. Которые умерли. Лайза, моя племянница. Терри Гиш. Я вижу...

Снова движение — рябь света — дрожь теней.

Огонь.

В воздухе — слабый запах горящей серы.

А за стеной огня... мальчик висит на дереве... тянет к ней руки... зовет: Мама, мама... в пустых глазницах копошатся черви... мимолетная картинка... ее мертвый сын... запах лимонных деревьев в душном воздухе лета...

— Я его вижу... — начала была Петра, но замолчала на полуслове, не в силах заставить себя произнести его имя вслух.

— Кого-то, кто умер?

— Кого-то, кто умер.

Петра Петра Петра Петра Петра...

— Пойдем отсюда.

Брайен взял ее за руку, и они вышли из офиса. Но уже на пороге они услышали новый голос... голос из зеркала... чистый мальчишеский голос... и этот голос сказал одно слово: Освобождение.

* * *