«Я не трону тебя», — обещает он. «Ты контролируешь себя, маленькая мышка. Я здесь только для того, чтобы защитить твою руку. Вместо того, чтобы позволять этому ножу причинять тебе боль, используй его, чтобы доставить себе удовольствие».

Мое горло сжимается, и я испытываю сильнейшее желание убежать. Но это это чувство не дает мне покоя. Я не хочу, чтобы Ксавье победил. Чтобы он преследовал мою жизнь настолько ужасно, что неодушевленный предмет имеет возможность управлять мной.

Кивнув головой, я веду его руку вверх, мое дыхание сбивается, когда рукоятка скользит по моей щели.

Зейд внимательно следит за моими движениями, его зубы стиснуты, а мышцы на его челюсти пульсируют. Кровь начинает стекать по его запястью, и по причинам, которые я не могу объяснить, я крепче сжимаю его руку, вызывая новые струйки крови. Он рычит в глубине своей груди, но не останавливает меня.

Я прикусываю губу, и хныканье вырывается наружу, когда я медленно ввожу его в себя, мои ноги дрожат.

Обычно я не думаю, что когда-либо могла бы получить удовольствие от траханья себя рукояткой ножа. Но использование руки Зейда для этого добавляет слой удовольствия, который я не смогла бы найти сама. Видеть, как его кровь капает с наших рук. вместо моей собственной — это делает со мной что-то, что я не могу объяснить.

Мое дыхание учащается, когда я ввожу рукоятку в себя до упора, пальцы Зейда прижимаются к моей плоти. В глубине его груди раздается стон, но он сдерживает свое обещание, его рука даже не дергается против меня.

«Скажи мне, каково это», — хрипит он, завороженный видом того, как я стягиваю наши руки вниз только для того, чтобы снова поднять их вверх, вызывая резкий толчок блаженства.

«Так хорошо», — выдыхаю я со стоном, мои глаза трепещут, когда я продолжаю, набирая темп, который грозит заставить меня забыть свое имя.

«Давай медленнее», — призывает он, его рука сгибается под моей. Я заставляю себя слушать, сохраняя постепенный темп и растягивая удовольствие.

«А теперь смотри на себя. Посмотри, какая ты красивая, когда трахаешь себя».

Рот разинут, грудь вздымается, я смотрю вниз, между своих скользких бедер. эйфория усиливается от этого зрелища.

«Видишь, как ты капаешь на наши руки, детка?».

Обе наши руки покрыты его кровью, мое возбуждение смешивается и рокладывая дорожки через багровые пятна на нашей коже.

Мой живот сжимается, оргазм зарождается в моем желудке.

«Да», — стону я.

«Знаешь, что я вижу? Я вижу, как крепко твоя киска сжимает нож», — рычит он, лицо напряжено от потребности. «Как будто она просто умоляет, чтобы ее наполниться».

«А ты бы хотела, чтобы вместо него был твой член?» Я задыхаюсь, наслаждаясь тем, как его глаза вспыхивают. Мне абсолютно нравится, что он может только мечтать о том, чтобы трахнуть меня, вынужденный вместо этого смотреть, как рукоятка ножа делает это вместо него. Прилив энергии проходит через меня, и я не могу сдержать улыбку.

Его глаза поднимаются к моим, что-то опасное плещется в его радужке. Мой живот сжимается, оргазм накатывает с новой силой. Но я не боюсь его. Я жалею его.

«Тебе больно знать, что ты не можешь прикоснуться ко мне? — спрашиваю я, еще один стон вырвавшийся на свободу, когда я ударила в ту точку внутри меня. — Режет ли это глубже, чем этот нож?»

«Да», — признается он, его тон низкий и мрачный.

«Ты не можешь получить его», — дразню я. Он пристально смотрит на меня, понимая, что я делаю, и ему это не нравится. И все же он никогда не ослушается меня, зная, что доверие. которое я ему оказала, будет разрушено.

Уважение причиняет боль, когда у тебя связаны руки.

Я ввожу нож все глубже и быстрее, достигая пика, и решаю, что если дать ему попробовать на вкус, то это усилит агонию.

Все, что мне нужно, это небольшой толчок, но на этот раз не я буду умолять его. умолять его позволить мне кончить.

Он будет умолять меня.

«Ты хочешь полизать меня, Зейд?» спрашиваю я, глаза угрожают пересечься. «Я так готова кончить».

Он опускает взгляд на наши руки, обнажая зубы от сдержанности.

— Да, — задыхается он.

— Скажи «пожалуйста».

Его опасный взгляд и дикий изгиб губ обещают возмездие, но он не колеблется.

— Пожалуйста, мышонок.

— Один лизни, — разрешаю я. — Засчитай его.

Одарив меня последним оценивающим взглядом, он наклоняется вперед, и я дрожу, ощущаю его горячее дыхание над моей сердцевиной.

А потом его язык скользит по моему клитору, медленно и твердо. Он стонет вокруг меня, и я больше не могу держаться. Я рассыпаюсь вокруг него, кричу, когда мой мир распадается на части. Моя свободная рука летит в его волосы, хватаясь за что-нибудь, чтобы удержаться, когда мои колени подгибаются.

Он быстро встает, ловит меня и прижимает к себе, наши руки плотно прижаты к моей киске, пока я катаюсь на волнах.

Я прижимаюсь лбом к его груди, зажмуривая глаза, пока остатки оргазма медленно исчезают.

Обе руки обхватывают мое лицо, а затем скользят в мои локоны, оттягивая мою голову назад и прижимают его рот к моей щеке.

«Отдай мне их», — резко требует он.

С последними толчками, все еще атакующими мои нервы, я позволяю ему войти, поворачивая свой рот к его рту. Его губы немедленно захватывают мои, и это соперничает с удовольствием излучаемое моими бедрами.

Он целует меня глубоко и извлекает небольшой хриплый стон, прежде чем отстраниться только для того, чтобы провести губами по моему уху. Я замираю от удивления, когда он потянулся в карман, достал розу и положил ее мне за ухо.

«Однажды ты снова почувствуешь себя в безопасности со мной, — шепчет он, его голос опасно мягкий. — И когда этот день наступит, тебе лучше молиться, чтобы я был щедрым».

* * *

Как только я вхожу в клуб Supple, возникает ощущение, что некая зловещая сущность протягивает руку и обхватывает меня.

Черная шипованная полумаска надвигается на мои глаза, скрывая верхнюю половину моего лица. Хотя они не обязательны в этом клубе, чаще посетители носят их предпочитая сохранить анонимность своей личности. Что означает сохранить свою репутацию в целости и сохранности.

Тяжелые басы вибрируют на черно-золотом мраморе, который тянется по всему полу с двумя барами по обеим сторонам и сценой с сидячими местами прямо впереди вокруг нее.

Вместо типичной клубной музыки звучит медленная и тяжелая музыка, а на сцене стоит женщина, исполняющая чувственный танец под тяжелый ритм. На ней черный бюстгальтер и