Он знал, что они все еще были новичками друг для друга во многих отношениях, но что-то глубоко в его ДНК просто знало: она – та самая. Вот почему, когда он сегодня наконец сел в самолет, ему не пришлось ломать голову над решением – отказаться от роли или нет. Сидя в самолете, направляясь обратно в Новый Орлеан, к Холлин… он понял, что все идет именно так, как и должно быть. Как будто все пути в его жизни сошлись, чтобы привести к этому моменту.

Все в Лос-Анджелесе казалось ему неправильным, неверным. Он не хотел отказываться от импровизации. Не хотел придерживаться сценария. Не хотел тусоваться с «красивыми» людьми. Не хотел проводить все дни, работая с Кензи. Не хотел быть вдали от «Да здравствует Да» и своей семьи. Он любил этот город. Любил импровизировать. Любил своих друзей.

Этот театр. Эта жизнь. Она даст ему то, чего он всегда хотел. Место на сцене и работу, которой он сможет гордиться. Семью и близких друзей. И самое главное, эта жизнь даст ему Холлин.

Холлин вернулась, попрощавшись со своими друзьями.

– Ты готов идти домой?

Он наклонился и поцеловал ее еще раз.

– Уже идем.

Он взял ее за руку, и они побежали к задней двери, прежде чем кто-нибудь еще смог их остановить.

* * *

Они возвращались к ней домой. Джаспер вел машину и крепко держал ее за руку, а у Холлин в голове крутилось множество вопросов. Но, похоже, она не могла задать ни один. Она почти боялась спрашивать.

– Ты молчишь, – наконец сказал Джаспер. – С тобой все в порядке?

– Пожалуй, я в шоке, – сказала она с улыбкой. – Что случилось с тех пор, как мы виделись в последний раз?

Он остановился на красный свет и взглянул на нее.

– Краткая версия такова: я поехал в Лос-Анджелес, получил предложение роли, сходил на ужин с режиссером и продюсером, чтобы отпраздновать это событие, и в итоге отключился в постели своей бывшей.

Она напряглась.

– Ничего не было, – быстро сказал он. – За исключением того, что я проснулся с таким чувством, как будто меня переехал грузовик, и опоздал на рейс. О чем, боже, я так сожалею. – Он снова вернулся к рулю. – Но пока все это происходило, меня осенило, почему я так много выпил прошлой ночью. Я не праздновал с ними. Я был в трауре.

Она нахмурилась.

Он покосился на нее.

– Я был так сосредоточен на том, что маячило на горизонте, что упустил то, насколько счастлив я уже был здесь. Даже если бы с театром ничего не вышло, и мне пришлось бы продолжать еще какое-то время разливать кофе, я никогда не чувствовал себя таким… умиротворенным. Здесь моя семья. Я восстановил связь со своей труппой и с Фитцем. Мне всегда нравилась импровизация, но я никогда не думал, что мне так понравится ее преподавать. Я даже подумываю о том, чтобы устроить занятия для подростков, как только откроется театр, потому что импровизация спасла меня, так что, возможно, она могла бы помочь какому-нибудь другому ребенку с СДВГ, который не может найти свое место.

Холлин сжала его руку.

Он заехал на подъездную дорожку и поднес ее руку к своим губам, целуя костяшки пальцев.

– И я не мог перестать думать о тебе. Со стороны казалось безумием отказываться от роли на телевидении ради новых отношений, независимо от того, как сильно мне нравится женщина. Это то, что я говорил себе по дороге туда. Это то, что и ты мне тоже говорила. Мы повели себя умно. Рационально.

– Верно.

Он заглушил двигатель и повернулся к ней.

– Но потом я начал думать: мы не отказываемся от новых отношений, мы отказываемся от возможности того, что другой человек может стать тем самым, единственным. Мы выбрасываем лотерейный билет, когда выпало всего несколько номеров. И если это окажется правдой, если мы – любовь всей жизни друг друга, отказываться от этого ради роли в каком-то телешоу просто нелепо. Это правда плохая ставка.

Слезы жгли ей глаза.

– Но мы не знаем ответа. Не знаем, навсегда ли это.

– Нет, но единственный способ узнать – не сдаваться сейчас, когда все только начинается. – Он протянул руку и заправил ее волосы за ухо. – Любовь не рациональна. Это риск. Это всегда риск. Так что мы можем сделать только одно.

– Что?

Он улыбнулся.

– Нам придется импровизировать с этой сукиной дочкой.

Она рассмеялась, смех застрял у нее в горле.

– Люблю импровизировать.

– Вот именно. В любом случае жизнь – это одна большая импровизационная сцена. Ты хорош настолько, насколько хороши люди, стоящие рядом с тобой. И ты, Дорогая Холлин, самая лучшая.

Он коснулся своим лбом ее лба, и она зарылась пальцами в его волосы.

– Ты мог бы стать знаменитой телезвездой.

– Я бы предпочел стать счастливым и окруженным людьми, которые меня любят. И давай посмотрим правде в глаза, меня все здесь обожают. – Он ухмыльнулся.

– Самовлюбленный, – поддразнила она.

– Ты это знаешь. – Он закрыл глаза. – Так ты примешь меня? Даже если я не знаменитая телезвезда?

– Приму ли я сексуального владельца театра, преподавателя импровизации, обалденного бариста? – спросила она и прижалась губами к его губам. – Каждый чертов день, когда только смогу.

Он глубоко вдохнул и взял ее за подбородок.

– Как насчет прямо сейчас?

– Особенно прямо сейчас. – Она протянула руку и взяла ключи. – Зайдем. У моего внутреннего интроверта было достаточно публичных проявлений привязанности для одного вечера. Я готова приступить к очень, очень личному.

Джасперу не нужно было повторять дважды. Он обошел машину и открыл перед ней дверь. К тому времени, как они подошли к двери, он уже целовал ее. Ей пришлось вслепую нащупать замок у себя за спиной. Наконец он схватил ключ, и дверь распахнулась, выпуская их в прихожую.

Дверь захлопнулась, и ее блузка оказалась задрана и снята через голову прежде, чем она сделала следующий вдох. Джаспер бросил блузку на пол и поцеловал изгиб ее шеи.

– Боже, я так скучал по тебе.

– Прошло всего несколько дней.

– Да, но в последний раз я думал, что прощаюсь. – Он скользнул рукой вверх по ее боку. – Зная, что это был последний раз, я скучал по тебе еще до того, как мы закончили ту ночь. Но теперь… – В его глазах появилось голодное выражение, он обхватил ее груди через лифчик. – Теперь у нас есть все время в мире.

Он провел большим пальцем по ее соску сквозь тонкую ткань, и она выгнулась, пронзенная волной желания.

– Боже, я тоже скучала по тебе.

Он посмотрел на нее сверху вниз, его ореховые глаза в тусклом свете казались ярко-зелеными. Часть ее не могла поверить, что он принадлежит ей. Этот великолепный, талантливый, добрый мужчина принадлежит ей.