Майор Белозеров пробыл несколько дней в Москве, пытаясь найти жену и сына. В их квартире уже жили другие люди, и они ничего не знали о тех, кто жил здесь раньше. Через дальних родственников ему все-таки удалось уточнить, что в самом начале войны семья уехала в Куйбышев. Он писал письма родителям Ольги, но ни разу ответа не получил.

До конца отпуска оставалось более десяти суток, и он решил ехать в Куйбышев. Было девять часов вечера. Он сложил в чемоданчик вещи и начал рассматривать подарки жене и сыну. Спортивный костюм Сашеньке должен быть впору: он как раз рассчитан на мальчика восьми лет. Простенький материал, но где теперь возьмешь другой? Он поставил на стол теплые ботиночки, которые удалось купить у входа в метро, — подарок жене. Он изучал их вблизи, а потом отошел на пару шагов и, склонив голову, подумал: «Они должны подойти Оле». Он запаковал подарки и перевязал их лентой. В одноместном номере — его поместили туда как Героя Советского Союза — было жарко и душно. Он снял китель и приоткрыл форточку. В домах мелькали огни, на площади во весь рост стояла скульптура Сталина со снежной шапкой на голове. Вокруг площади мелким потоком текли машины. После тюрьмы и окопной жизни этот пейзаж был ему в диковинку.

Белозеров вскоре залез под одеяло, но уснуть сразу не мог: не давала покоя мысль о семье. За пять лет разлуки могло произойти столько событий, о которых невозможно и догадаться. Вглядываясь в густую темноту, он вспоминал времена знакомства со своей будущей женой. После окончания Высшего коммунистического института просвещения России ему уже шел 34-й год. Белозеров приехал в родные места отдохнуть и там познакомился с Олей. Они долго тогда бродили по живописному берегу Волги, ослепленные любовью, и были убеждены, что им никогда не грозит разлука. Прежде чем уснуть, он еще долго перебирал в памяти семейные страницы, и чем дольше это делал, тем тревожней становилось на душе.

Он поднялся рано утром и поехал на вокзал. Ровно в 5 часов поезд отошел от перрона. Белозеров занял свое место на верхней полке и проспал несколько часов подряд. Под вечер поезд остановился на каком-то полустанке и против вагона оказалось пятиэтажное здание, очень похожее на тюрьму. Поезд уже отошел от остановки, и за окном появились новые пейзажи, но перед глазами Белозерова долго стояло то здание. Оглушающий вой встречных поездов каждый раз заставлял Андрея вздрагивать и внутренне сжиматься. Ему казалось, что каждый вагон, как следователь в тюрьме, повторял: «Шпион! Шпион! Шпион!» Всякий раз он с нетерпением ждал хвостового вагона, чтобы поскорее избавиться от этого страшного слова, которым его мучили в тюрьмах.

2

Когда Белозеров подходил к неказистому рейсовому автобусу, пассажиры брали его штурмом. Кое-как майору удалось поставить обе ноги на последнюю ступеньку, и за ним, конвульсивно подергиваясь, закрылась дверь. Минут через сорок автобус подрулил к конечной остановке, и пассажиры высыпали из машины.

Время приближалось к полуночи. Как человек, давно не бывавший в этих местах, он осмотрелся вокруг, чтобы уточнить дорогу к дому, до которого было около двух километров.

Было ветрено и морозно. На окраине города ветры особенно старались и сквозь легкую шинель продирали до костей. Подойдя к дереву, растущему у калитки, он решил передохнуть. Ветер еще больше усилился, и его жалобные напевы внушали Белозерову какую-то неодолимую тоску. Когда он открыл калитку, шаги его стали неуверенными и тяжелыми. Несмотря на поздний час, кое-где в окнах горели огни. Родительский дом жены выглядел сонным.

Мысли его кружились, путались, как снежный вихрь, уносились туда, где он любил сидеть в саду с Олей, высвечивали лица сына, Олиных родителей и вновь возвращались сюда, где он теперь томился в неизвестности. Белозеров поднялся на крыльцо, отряхнул от снега сапоги и постучал в дверь.

Послышались шаркающие шаги.

— Кто там?

— Это вы, Татьяна Степановна?

— Да я, а вы кто?

— Андрей… Белозеров.

Пропустив гостя и закрыв за собой дверь, седая, изможденная женщина некоторое время смотрела на Белозерова, потом обняла его, заплакала и запричитала:

— Сынок… Сынок дорогой… нет нашей Оленьки, нет… Нет Сашеньки… Нет отца. Я осталась одна…

Андрею стало плохо, губы его побелели. Чемодан выпал из рук и шлепнулся о деревянный пол. Это известие молнией отозвалось во всем теле, клещами сдавило грудь и колющей болью застыло у сердца.

С Татьяной Степановной Белозеров проговорил до самого утра. Она, захлебываясь слезами, рассказала, что Оля с сыном погибла в разбомбленном поезде. С помощью соседей она похоронила их на кладбище, а родственники собрали деньги на памятник. Отец остался где-то в Северном море — его корабль потопила немецкая подводная лодка.

Под утро ветер утих, установилась солнечная погода. Белозеров уложил Татьяну Степановну в постель, поручил соседке-врачу опекать ее и, оставив на столе остаток денег, пошел на кладбище.

Ровно в полдень, по расчищенной от снега дорожке, Белозеров прошел в ворота старинной кладбищенской ограды. Кресты. Памятники. Скульптуры. Скорбные фигуры пожилых людей.

Блестели на солнце, словно покрытые ртутью, стволы деревьев. Желтогрудые резвые птички, с нарядными головками, шныряли в переплете покрытых инеем ветвей и «пинькали» тонкими голосами. Синее небо, прозрачный звонкий воздух, легкий ветерок, как бы сговорившись, придавали кладбищенской грусти особый колорит.

Андрей осторожно открыл калитку, будто боясь нарушить тишину, и подошел к освещенному полуденным солнцем темному гранитному памятнику. На нем были видны фотографии жены и сына.

Молчали деревья, молчала снежная мерзлая земля, приютившая людей, так мало поживших на белом свете. Неутешное горе мужа и отца окутало могилу, угнетало душу, мутило сознание, заставляло сердце сжиматься от боли.

Белозеров уцепился похолодевшими руками за подарки, которые он купил в Москве, и беспомощно опустил непокрытую голову. Мелко вздрагивали его плечи и поседевшие волосы: он беззвучно плакал.

Около часа он стоял перед памятником, затем молча положил на могилу подарки, закрыл калитку и ушел.

1

Самолет приземлился на Центральном аэродроме. Еще толстым слоем лежал снег и дул прохладный ветер, но дыхание весны ощущалось повсюду: с крыш свисали ледяные сосульки, на асфальте таял снег, в затишках пригревало солнце.

Для тех, кто прослужил в Красной Армии более четверти века, вид встречающих был непривычным — на плечах у офицеров блестели погоны[35].

— Куда мы попали? — улыбнулся Воронов, глянув на Рокоссовского.

— К белякам, — засмеялся генерал.

Торжественные и возбужденные встречающие взяли в плотное кольцо героев Сталинграда.