Утром следующего дня он заехал в школу, где училась дочь, которая познакомила своего знаменитого отца с начальством, и вернулся с ней домой. Тут же подвернулся какой-то фотограф, и теперь мы имеем возможность видеть снимок семьи Рокоссовского, датированный февралем 1943 года.

В центре сидит генерал-полковник Рокоссовский. Лицо его задумчивое, серьезное. Кто знает, о чем он думал в этот миг? Он вновь уезжал на войну, где уже был несколько раз на волосок от смерти. Справа, в темном платье, с обнаженной красивой шеей и пышной прической, влюбленными глазами смотрит на него жена. Кажется, она чувствует твердость и тепло его руки, за которую держится, ощущая желание идти за ним хоть на край света. Обняв обеими руками за шею, повисла на его левом плече дочь Ада. Она в белой кофточке, с черной шапкой волос, с челкой, почти закрывающей глаза. Она светится радостью. Она так соскучилась по своему отцу, что не желает отходить от него ни на шаг.

Распрощавшись с родными, ровно в одиннадцать часов 5 февраля Рокоссовский уже был в Генеральном штабе.

2

— Донесения, поступающие с фронтов, не особенно утешительные, — начал с ходу Василевский. — Он поправил жесткие седеющие волосы, расчесанные на прямой пробор, и поднял глаза на Рокоссовского. — Это особенно касается Юго-Западного и Воронежского фронтов. Немецкое командование, по всей вероятности, готовит там крупное наступление. — Он помедлил, угостил Рокоссовского папиросой, а сам задымил трубкой. — В Ставке Верховного Главнокомандования созрел план развития наступления на курском направлении. Ради этого и создается новый фронт, который мы назвали Центральным. Я с удовольствием объявляю, что командовать этим важнейшим фронтом поручено вам.

— Спасибо, — улыбнулся Рокоссовский, сидевший напротив Василевского. — Какими силами я буду располагать?

— В состав фронта мы включили три общевойсковые, одну танковую и одну воздушную армии. Эти армии предстоит перебросить из-под Сталинграда. — Начальник Генерального штаба положил дымящуюся трубку в пепельницу, подошел к висевшей на стене карте. — Войскам нового фронта предстоит развернуться между Брянским и Воронежским фронтами, которые в данное время не очень успешно продолжают наступление на курском и харьковском направлениях. Ваша задача: взаимодействуя с Брянским фронтом, нанести глубоко охватывающий удар в общем направлении на Гомель, Смоленск, во фланг и тыл орловской группировки противника. — Он снова уселся за стол и положил перед собой короткие пухлые руки. — Ну как?

Рокоссовский ничего не ответил, подошел к карте, некоторое время ее изучал и, повернувшись к Василевскому, сказал:

— Замысел красивый, ничего не скажешь.

— Это хорошо, что вам замысел пришелся по душе.

— Срок готовности?

— 15 февраля, — ответил Василевский и, посасывая трубку, ждал мнения командующего фронтом.

— Александр Михайлович, — поведя плечами, произнес Рокоссовский. — В который раз мы наступаем на одни и те же грабли. — Он встал и снова подошел к карте. — Я не могу понять, как это можно перебросить огромное количество войск из-под Сталинграда под Курск за такое ограниченное время. К тому же подготовить их к серьезному наступлению.

— Нам нужно начать операцию как можно скорее, пока противник не успел подтянуть силы из глубокого тыла и с других участков.

— В настоящих погодных условиях перегруппировка войск сильно затруднена, — возмущенно произнес Рокоссовский. — Создается впечатление, что Ставка находится в Крыму, а не в Москве.

— Мы вам поможем, — сказал примирительным тоном Василевский.

Командующему Центральным фронтом оставалось одно — как можно быстрее вернуться под Сталинград и приступить к переброске войск.

Несмотря на все усилия, перегруппировку войск к назначенному сроку завершить не удалось. Плохая пропускная способность железных дорог, а также нехватка вагонов, тяжелые зимние условия срывали график движения. Рокоссовский доложил об этом в Ставку, но положение еще больше ухудшилось. Принять меры к ускорению перевозки было поручено НКВД. Сотрудники этого ведомства так напугали железнодорожное начальство, что положение дел стало еще хуже. Если до этого график как-то соблюдался, то теперь все было поставлено с ног на голову.

— Работа спорится не страхом, а умом, — заявил Рокоссовский старшему начальнику НКВД. — Вы завалили все перевозки.

— Вы разговариваете со мной очень грубо, — пытался угрожать тот. — И неуважительно относитесь к нашей работе.

— Я говорю то, что вы заслужили, — сказал Рокоссовский и тут же позвонил в Ставку с просьбой убрать представителей этого ведомства. После некоторых колебаний благодаря поддержке члена Военного Совета Телегина железнодорожная администрация начала руководить работами самостоятельно. Срок переброски и подготовки войск Центрального фронта к наступлению был продлен на 10 суток — до 25 февраля.

Оставив под Сталинградом своего заместителя генерала Трубникова, Рокоссовский со штабом и управлением фронта выехал в район Ельца, где был развернут командный пункт Центрального фронта.

Уже несколько дней бушевала метель. Метровые сугробы остановили весь наземный транспорт, но Ставка твердила одно — наступление откладываться не будет.

Кое-как в Елец добрался командарм 65-й — Батов.

— Павел Иванович, принимай все меры, чтобы взять войска в свои руки, — взволнованно сказал командующий фронтом. — До установленного Ставкой срока развертывания остается два дня. Твой левый сосед — вторая танковая армия генерал-лейтенанта Родина — на подходе.

— Как правый сосед? — спросил Батов.

— Прибывает из резерва Ставки 70-я армия генерала Тарасова, сформированная из пограничников. Это хорошо подготовленные солдаты, они могут вести бой в любых условиях. На эту армию мы возлагаем большие надежды и направляем ее на самый ответственный участок — на правый фланг, в стык с войсками Брянского фронта.

— Один прибывает, другой на подходе? — задумчиво произнес Батов. — А третий, то есть я, не знает, где находятся его войска. Да-а…

— Что задумался, Павел Иванович? — Рокоссовский взял с края пепельницы папиросу, сделав затяжку, спросил:

— Как понимать твое молчание?

— Не нравится мне эта спешка. В Генштабе полагают, что мы ловим блох!

— А ты думаешь, я от этой спешки в восторге? Убеждал, но никакого толку.

Начало наступления было успешным. Армия Батова и армия Родина к шестому марта продвинулись на 30–60 километров. Кавалеристы корпуса Крюкова, встречая слабое сопротивление, вклинились в оборону противника до 100 километров.

Угроза глубокого охвата орловской группировки испугала немцев. В короткое время перед войсками Рокоссовского появились новые пехотные и танковые дивизии, переброшенные с других направлений. Положение конно-механизированной группы стало угрожающим. Командующий фронтом потребовал от Крюкова: приостановить наступление, перейти к обороне и держаться до подхода войск Батова. 12 марта гитлеровцы нанесли удар по флангам, и группа Крюкова оказалась в мешке.