Людмила Малинина

Золушка в бегах, или Поймай меня, если сможешь

ГЛАВА 1

— Анастасия! Выручай, молю! — в мой кабинет ворвался шеф.

По совместительству друг детства и любовь всей моей жизни. Наверное. Ибо, в последнее время меня начали одолевать сомнения, так ли это на самом деле.

Нет, Костенька — хороший человек, прекрасный и преданный друг, но вот характер у него, уууу… Попадешь под горячую руку, мало не покажется. Зато хватка деловая. Любит деньги, а деньги любят его. Как в той песенке у бременских музыкантов: «Ой ля ля, ой ля ля, а я денежки люблю. Ех-ха». Иногда мне даже кажется, он не от мира сего. И взгляд еще такой… Хитрый что ли?

«Когда, кажется, креститься надо», — любит поговаривать моя любимая и всеми обожаемая маман. Заслуженная артистка подмосковного Истринского Драматического Театра, между прочим. И я бы обязательно покрестилась, и даже уже собралась это сделать. Рука сама, чеснослово, не прибедняюсь, поднялась, но что-то остановило, в последнюю минуту.

— Что случилось, Константин Юрьевич? — спросила я, с трудом подавляя желание вскочить на ноги и помчаться мужчине на встречу.

Мой пупсичка, как мысленно любила его называть, делая несчастное лицо и умилительные глазки, как у котика из мультика про Шрека, сел в кресло напротив меня.

— Вся надежда на тебя, Романова! Через два дня Новый Год! И… — замолк пупсичка, и виновато отвел в сторону взгляд.

Ой, мамочки, не нравится мне этот его видосик. Чувствует попа моя, к беде все это.

— И-и-и?.. — протянула я, пытливо мозоля его взглядом.

— Ну-у… — неуверенно потянул он. — Там срочный заказ поступил… А все работники уже расхвачены… Ты одна у нас свободна.

— Поподробнее, пожалуйста, — попросила я, скрещивая руки на груди.

— Плачу в двойном размере, — подался вперед пупсичка и протянул руку для рукопожатия. — Плюс командировочные, — не спрашивая больше моего согласия, схватил меня за руку и пожал ее. — Костюм снегурочки возьмешь у Михайловны. Она уже предупреждена и ждет тебя. Спасибо, Настюшик, я знал, что ты не откажешь.

И пока я с открытым ртом от удивления, растерянно хлопала глазами, этот коз…нехороший человек, короче, быстренько выбежал из кабинета, громко хлопнув дверью. Вот скотинушка моя ласковая, знает ведь, как не люблю я это его: «Настюшик»!

Так, стопэ! Делаем перемотку назад. Включаем: «воспроизвести». Слушаем…

Это что, мать вашу, за ногу, сейчас, такое было?!

— Стремкин! — заорала во все горло, вскочила на ноги и стремительно помчалась догонять эту заразу на козьих ножках.

Или бараньих? Как там правильней будет? А-а-а. Не важно. В общем, помчалась со всех ног, напрочь позабыв про новые, только недавно купленные туфельки на высокой и тонкой шпильке. И дернул меня черт рогатый одеть их!

— А ну, кому сказала, стоять! — выскакивая из кабинета, проорала я, гневно сверкая глазами.

Парочка сотрудников, что находилась в фойе в этот момент, дернулись от моего громового гласа и попятились рачком назад, уступая дорогу разъярённой фурии. То есть мне.

— Стремкин, твою шкурку, да в печь раскаленную, — не замечая косых взглядов, продолжала орать я, внимательно сканируя помещение на наличие пупсичкиных пяточек. — Кому велено, стоять? — зато сотрудники с облегчением вздохнули. Они все в курсе нашей неземной любви друг к другу с шефом. — Ну, погоди, заяц, — бубнина себе под нос, пролетая мимо одного помещения за другим. — Отведаешь ты у меня, окаянный, силушки богатырской! Только попадись…

Свернула за угол и… зацепилась шпилькой за снятую кем-то плитку. Подворачиваю ногу и лечу. Закрываю глаза, готовясь к соприкосновению намытого до идеальной белизны, сверкающего пола. Но вместо этого, моя коварная злодейская супер везучесть, наносит сокрушительный удар по нервной и расшатанной одним очень нехорошим дядечкой, системе.

Бах! Влетела во что-то твердое, приятно пахнущее и больно обжигающее, предварительно хорошенько приложившись лбом. Так сильно ударилась, что перед глазами звездочки закружились и засверкали. Как в Том и Джерри. Эти проказники вечно друг другу жизни портили. Ага. Прям как этот, Змей Горыныч, который посмел фаейболы свои огненные распускать на русскую матушку землю.

— Анастаси-ия Николаевн-на, — прозвучало прямо в ухо, обдавая меня, всю такую бедную и несчастную, сразу всем: жаром, паром и горячим дыханием мужчины, что крепко держал в своих объятиях.

Визгнула от неожиданности и зачем-то еще локтем под дых ему зарядила. Только потом сообразила поднять взгляд на своего спасителя и… И почему мне так не везет?

— За что? — сотрясаясь от смеха, проговорил наш заграничный генеральный директор Рик Диксон.

— Твою дивизию, — тихо ругаюсь, стараясь отстраниться от гендиректора, но… Шеф, я не специально! Наступаю второй шпилькой ему на ногу.

— Романов-ва… — опять тянет Рик. — И откуда вы только взялись на мою голову, — качает головой и… улыбается.

Улыбается?! О-о-о. Кажись, пронесло, и убивать меня сейчас никто не будет. Так-то мужик он мировой.

— Золушка, ты мо… — замолкает и заглядывает мне прямо в глаза.

Словно в душу влезает, ей-богу! А я вся такая, невинная овечка, замираю на месте и начинаю трястись. Не от холода, нет. От мурашек по коже, разбежавшихся целым стадом и от пылающего взгляда гендиректора. На миг мне даже показалось, что его глазах появился вертикальный зрачок. Моргнула. А не, только показалось.

ГЛАВА 2

А не-е, не показалось! А может это линзы у него такие?

Непроизвольно схватилась за грудки черного пиджака и поддалась чуть вперед, чтобы разглядеть поближе. Со стороны это выглядело примерно так: «Милый Рик, у вас такие чудесные, необъяснимые мне наукой, глаза, что всего на минуточку, мне показалось, это глюк. Могу ли я рассмотреть и изучить этот феномен чуть поближе?»

Во мне явно просыпается первобытный человек! Или умирает великая актриса. Одно другому не мешает. Да-да! И подумаешь, что мы почти столкнулись лбами, главное, было, уверится, что это на самом деле так и есть.

— А-анастаси-ия Н-николаевн-на, — пока в полном ахтунге, смотрела в синие, как небо, глаза гендиректора и недоумевала, что за треш происходит с ними, ворвалось в мое подсознание. — Ч-что