«Он мертв… как все остальные, как мама и отец, как Руфь… онушел, ушел навсегда… я больше никогда его не увижу…» Джин рыдала, точно малоедитя, на сердце у нее была неимоверная тяжесть, какую ей не доводилось испытатьдаже на похоронах родных.

— Успокойся, милая, все будет хорошо, — говорилисоседки, заведомо зная, что не будет, ничего больше не будет для нее без еебедного Энди…

Немного погодя все разошлись, кроме Элен Вайсман: ей ненравился неподвижный взгляд молодой женщины, застывшая поза, внезапныеистеричные рыдания. Элен провела с ней весь день и только к вечеру отлучиласьненадолго к себе. Вдруг она услыхала ужасающие стоны и поспешила спуститьсяобратно. Войдя через незапертую дверь, она позвонила врачу, наблюдающему Джин:тот уже закончил прием и собирался уходить. Доктор просил миссис Вайсманпередать Джин его соболезнования и предупредил, что в результате потрясения унее могут начаться преждевременные роды. Старая женщина и сама заподозрила это,когда заметила, что Джин то и дело давит на поясницу кулаками. Она беспокойнометалась по своей квартирке, будто та вдруг сделалась мала для нее. Окружающиймир словно заколебался, готовый рухнуть, а бежать было некуда. От ее мужа неосталось ничего, даже мертвого тела, чтобы послать домой… Только память овысоком, красивом блондине да еще дитя в ее чреве.

— Как ты себя чувствуешь? — Элен Вайсман прожила вАмерике сорок лет и все же не избавилась от сильного немецкого акцента. Мудраяи добрая женщина искренне сочувствовала Джин. Тридцать лет назад она потеряламужа и больше не вышла замуж. В Нью-Йорке у нее было трое детей, которыенавещали ее время от времени — главным образом затем, чтобы подкинуть ейочередного ребенка, которому нужна была нянька. Еще один сын жил в Чикаго, гдеимел приличную работу.

— У тебя схватки? — Она испытующе посмотрела влицо Джин, но та отрицательно замотала головой. После кошмарного дня у нееболело все, однако как раз в области живота острых болей не ощущалось. Былонепонятно, что с ней происходит: везде болит, всю жжет, она не находит себеместа. Когда боль сосредоточилась в пояснице, Джин изогнулась дугой — так ейбыло как будто легче.

— Со мной все в порядке, миссис Вайсман. Идите,ложитесь, — голос Джин сел от беспрестанных рыданий. Она взглянула накухонные часы и отметила, что прошло пятнадцать часов с момента получениязлополучной телеграммы… Пятнадцать часов, а ей показалось — пятнадцать лет…тысяча лет. Она снова заходила по комнате.

Элен Вайсман не спускала с нее глаз.

— Хочешь, пойдем погуляем?

Джин отрицательно покачала головой. Даже сейчас, водиннадцать часов вечера, было слишком жарко для прогулок — ее жгло как огнем.

— Пожалуй, мне надо выпить чего-нибудь холодного. Онадостала из холодильника кувшин с лимонадом, налила в стакан и выпила. Онпоказался вкусным, однако ее сразу затошнило. Джин кинулась в туалет, и еевырвало; приступы тошноты все накатывали и накатывали на нее, хотя рвать ейбыло уже нечем.

— Тебе надо прилечь, — сказала миссис Вайсман.Джин послушалась, но лежать было еще хуже, чем сидеть. Она попробовалавернуться в старое зеленое кресло, но уже через несколько минут почувствовала,что ей в нем неудобно. У нее ныла поясница, болезненно тянуло живот.

В полночь Элен Вайсман ушла, взяв с Джин обещание позвать еев случае необходимости. Джин выключила свет и присела в замолкшей квартире, вполном одиночестве, предаваясь мыслям о муже, о своем Энди. Зеленоглазый, сбелокурыми волосами, звезда легкой атлетики, неукротимый футболист… ее первая иединственная любовь. Джин влюбилась в него по самые уши с первого взгляда… В тусамую минуту, как она подумала об этом, нестерпимая боль пронзила ее насквозь,от живота до спины, потом еще и еще… Схватки повторялись одна за другой, недавая ей продышаться. Джин встала, шатаясь от слабости и дурноты, и кое-какдобралась до туалета. Почти целый час она простояла там, уцепившись зараковину; режущая боль разрывала ее на части, позывы к рвоте выворачивалинаизнанку. Измученная, теряющая сознание, она начала кричать и звать Энди. Тути нашла ее Элен Вайсман: в половине второго ночи миссис решила еще разнаведаться к соседке, прежде чем лечь спать. В ту душную ночь мало кому удавалосьзаснуть, поэтому старая женщина долго не ложилась. Она возблагодарила за этогоспода, когда увидела, в каком плачевном состоянии находится Джин. Поднявшиськ себе, миссис Вайсман позвонила врачу и в полицию. Ей обещали прислать«Скорую» без промедления. Переодевшись в чистое ситцевое платье, Элен взяласвою сумочку и, как была в домашних туфлях, поспешила спуститься к Джин. Едвауспев накинуть на плечи роженицы купальный халат, она услыхала звуки сирены.Джин, похоже, не слышала ничего: ее мучила тошнота, она жалобно стонала, миссисВайсман пыталась в меру сил облегчить ее страдания. Джин корчилась от болей извала Энди. Вскоре после того, как ее доставили в «Нью-Йорк госпитал», началисьроды — показалась головка ребенка. Акушерки поспешно увезли роженицу накаталке, не успев оказать ей никакой помощи. Скоро она разрешилась маленькой,но здоровой девочкой, с черными как смоль волосами и крепко сжатыми кулачками.Девочка, весившая пять фунтов с четвертью, громко кричала, оповещая о своемпоявлении на свет. Примерно через час Элен Вайсман попросила разрешениявзглянуть на них, Джин к тому времени дали успокоительное, ребенок тожеспокойно спал.

Элен вернулась домой. Из головы у нее не шла Джин Робертc,овдовевшая в двадцать два года. Бедняжку ждет одинокая жизнь с ребенком наруках, которого ей придется воспитывать без мужа. Элен смахнула слезы сморщинистых щек. Было уже половина пятого, и мимо окон доходного домапрогромыхал ранний поезд надземки. Старая женщина знала, сколько требуетсясамозабвенной любви, чтобы вырастить ребенка в одиночку. Эта любовь сроднилюбви к богу, самоотверженной преданности святого отшельника. Только так можноподнять дочь, которая никогда не будет знать отца.

Джин увидела новорожденную следующим утром, когда девочкупринесли кормить. Она взглянула на крохотное личико, на темные шелковистыеволосики, которые, по словам медсестры, должны были смениться, и материнскиминстинктом поняла, что ей предстоит сделать для дочери. Джин, однако, неустрашилась: она сама желала этого. Это был ребенок Энди, последний его подарокжене, и она будет хранить его, беречь пуще жизни. Она сделает все возможное,чтобы их дочери было хорошо. Джин будет жить, дышать и работать ради нее одной,готовая отдать за нее даже душу.

Когда маленький ротик, похожий на бутон розы, зачмокал ипотянул молоко из ее груди, Джин улыбнулась новому ощущению. Она с трудомверила, что прошли всего одни сутки с тех пор, как ей сообщили о смерти Энди. Впалату вошла сестра, чтобы посмотреть, как они справляются. Судя по всему, матьи дочь чувствовали себя хорошо. Для восьмимесячного ребенка девочка быланормальной.

— Видать, у нее неплохой аппетит. — Сестра в беломнакрахмаленном халате и такой же шапочке посмотрела на мать и на дитя. — Апапа нас уже видел? — Никто ничего не знал, кроме Элен Вайсман.