Водитель, так и не назвавший своего имени, гнал высокийджипер, как истинный виртуоз — ежесекундно на зыбкой грани лихости и хамства,ни разу не создав и намека на аварийную ситуацию, но, несомненно, заставив парумиллионов чужих нервных клеток скоропостижно и преждевременно скончаться. Петрупорой прямо-таки физически чуялось, что они стали словно бы ядром кометы,увлекавшей за собой невидимый хвост отрицательных эмоций и бессильной злобы,изливавшейся, как легко догадаться, лишь в резких обиженных гудках то справа,то слева. Ничего больше не оставалось, как дава-нуть клаксон, яростноматернуться — а в следующий миг бежевый «сарай» с тонированными стекламиисчезал из поля зрения очередного обиженного.

— Угробишь ты нас этак-то, — сказал Петр.

Хотел, чтобы прозвучало шутливо-непринужденно, но отчего-тополучилось едва ли не просительно.

— Не бери в голову, — хмыкнул плечистый. — Япо этой трассе десять раз на дню мотаюсь, с завязанными глазами пройду…

И бросил бежевого японца вправо-влево, проворно обойдя синий«Жигуль», проскочив меж ним и «Газелью», вылетев на полосу «Жигуля». Сзадипискнул сигнал. Желтый не успел еще смениться зеленым, как джипер под визгпокрышек свернул влево и с ревом пошел на подъем, обходя попутчиков, какстоячих. На секунду выпустив руль — что ни на миллиметр не изменило траекторииполета, прямой, как полет ворона, — плечистый бросил в рот сигарету,щелкнул зажигалкой, выпустил первую струйку дыма и лишь теперь обозначил что-топохожее на человеческие чувства: покосившись на пассажира, усмехнулся почтидружелюбно:

— А вообще — забавно. До сих пор привыкнуть не могу.Как две капли…

— Да уж, — сказал Петр первое, что пришло на ум. —Есть такое дело. Джипер проскочил меж встречным троллейбусом и припозднившейсяпопутной

«Волгой». Без нужды взревел сигналом, пуганув двух девчонокв отчаянно коротких юбках, торчавших поодаль от троллейбусной остановки. Теневольно шарахнулись от кромки тротуара.

— Вечереет, — прокомментировал плечистый. —Сниматься вышли, соски. Тут у них обшага на общаге. Прынцев ждут, чтохарактерно, со всем романтическим запалом. Как будто хватит прынцев на них навсех. Диалектику не учили, давалочки, и теорию вероятности тоже.

— А ты учил?

— Ознакомился малость.

— То-то я и смотрю, что парнишка ты непростой… —медленно сказал Петр.

— Простые, командир, бывают только карандаши, —ухмыльнулся парень. — Тормознуть, подхватить тебе ляльку? Босс тебя будетпо-родственному ублажать, а значит, по полной программе. Не боись возможныхосложнений, я тебе наметанным глазом чистенькую подберу… Думай быстрее, покагород не кончился. Во-он, идут две с виолончельками. Снять с них очечки и всеостальное, виолончельки в угол поставить — такое отчебучат, знаю я этих, поклассу сольфеджио… Ну, думай?

Он недвусмысленно сбросил газ, вильнул к обочине.

— Проехали, — сказал Петр. — В прямом ипереносном смыслах.

— Ну, проехали… — Он притоптал газ. — Радиациейнадышался или чего похуже, в рассуждении борисомоисеевщины?

— Просто не любитель.

— Вот тут ты — вовсе не как две капли… Резкоотличаешься от босса, даже удивительно, если вспомнить про гены…

— Какой уж есть.

— Дело хозяйское…

— Давно из армии? — спросил Петр.

— Ох ты, — водитель качнул головой не безуважения. — Что, неуж до сих пор видятся следы неизгладимой печати?

— Видятся, — сказал Петр. — Для наметанногоглаза. Постепенно этак проступали, пока не убедился… Лейтенант, а? Или, вполневероятно, старший. Не суперсерьезные войска, но и не стройбат. Не стандартнаяпехтура. Ушел не так уж давненько, но и не вчера, однакож до сих пор тянетстаршему по званию легонько нахамить и вообще держаться с ним развязнее, чемследует…

— А вот теперь снова — как две капли… Умом ты в босса,не сочти за комплимент.

— Или он — в меня, — сказал Петр.

— Нет уж, прости, подполковник, но как раз ты в него.Будь расклад наоборот, ты бы на его месте обретался, а он на твоем, меж темвидим мы иную картину… В десятку. Лентинант. Старшой, — очень похожесымитировал бессмертные интонации Папанова-Лёлика. — Не стройбат и недевятьсот пятая мотострелковая имени Шуйской швейной фабрики…

Городская окраина осталась позади, по обе стороны дорогипотянулся сосновый бор, где редкий, где смыкавшийся стеной. Плечистый зажегближний свет, но скорость не сбавил.

— А что ушел?

— Ушел и ушел, — мелькнула в голосе плечистогонотка злой напряженности.

— Остозвездело, и точка. Тема закрыта.

На дороге не было ни единого фонарного столба, и оттогоПетру казалось, что темнота падает гораздо быстрее, чем оно обстояло вреальности. Тайга заслонила солнце, джипер легонько потряхивало не выбоинах.Показались первые дома не так уж далеко отстоявшего от Шантарска новорусскогопоселка, давно потеснившего земли совхоза «Надежда», имевшего несчастьерасполагаться в самом что ни на есть живописнейшем месте и потому понемногусъедавшегося нуворишами, словно печенка — раковыми клетками.

Несмотря на сумерки, без труда можно было определить, чтодобрая половина домов либо недостроена, либо заброшена чуть ли не на финальнойстадии.

— Мемориал жертвам семнадцатого августа, —мимоходом прокомментировал плечистый. — Рвануть на орбиту рванули, авторой космической скорости не набрали, вот и сдохли в самый интересный момент…

— Но у Паши-то дела, я так понимаю, не в застое?

— Не то слово. — На сей раз в голосе плечистогозвучало самое натуральнейшее, без тени холуйства, почтение. — Павел Иванычи пишется Павел Иваныч, поскольку мозги имеет драгоценнейшие. Я бы поменялся порецепту профессора Доуэля… Все, приехали. Грядет воссоединение родственников,по-еврейски, кажется, алия. Или не алия, кто их там разберет… В общем,лобызнешься. В переносном смысле, понятно, ибо босс не сентиментален…

— Я тоже.

— Вот и ладушки.

Он выпрыгнул, вмиг распахнул ворота, провел джип по широкойбетонированной дорожке к крыльцу двухэтажного шлакоблочного особнячка. С той жепроворной ловкостью выпрыгнул из машины, бросил мельком:

— Выходить не вздумай, кобель глотку вырвет. Сейчас вернусь,проведу, — и быстрым шагом направился запереть ворота.

Петр покосился вправо — метрах в трех от машины стоял, чутьнаклонив голову и прижав уши, неведомо откуда вынырнувший восточноевропейскийовчар устрашающих габаритов, смотрел на джип с терпеливой надеждой любителячеловечинки.