Нельзя сказать, что Петр был так уж ошеломлен. Даже дыханьев зобу не сперло. И все равно, сумма впечатляла…

— Ага! — Павел торжествующе уставил в негоуказательный палец, и в перстне холодными лучиками сверкнул крупный бриллиант. —Что, авторитетная суммочка?

— Да уж. В моем положении…

— И не только в твоем…

— Я вот только в толк не возьму, что мне за такиеденьжищи надо будет сделать, — признался Петр.

— А почти что и ни хрена, — будничным тоном сказалбрат. — И всего-то-навсего побудешь пару-тройку месяцев мною. Что тысделал глаза пятаками? Повторяю. Побудешь пару-тройку месяцев мною. Как вовремена упорхнувшего детства и беззаботной юности. Говоря конкретнее, в одинпрекрасный день я залягу на дно, а ты однажды сядешь в мою машину в виде меня.На два-три месяца. От и до, я имею в виду. Никаких французских комедий, когдаодин близнец то и дело ныряет за занавеску или там в соседнюю комнату, а второйвыскакивает и на четверть часа делает вид, будто он и есть первый. Все эти месяцыбудешь мною. От звонка до звонка. В офисе. Дома. Где еще потребуется. Я ненажрался, я пока еще почти трезвехонек. И выдаю я тебе сейчас не экспромт, непохмельный розыгрыш, а результат скрупулезнейших двухнедельных раздумий. Всепрокручено в голове на сто кругов. Какие, к черту, экспромты… Что молчишь?

— В голове не укладывается.

— Да? — прищурился Павел. — А помнишь, какэкзамены сдавали? Как я вместо тебя ходил и куда, как ты вместо меня ходил икуда? И ведь не обнаружилось, даже тогда, с Галочкой, так и не догадалась,коза…

— Ох, насчет Галочки… — сокрушенно опустил глазаПетр. — Ведь молодые были, щенки, сейчас стыд пробирает…

— А… Ей-то что? Получила двойной кайф, только и делов.О другом подумай. О том, что подмену обнаруживали примерно в одном эпизоде издесяти

— да и то потому, что заранее знали: двое их,Савельевых, двое. Знали. Теперь представь, что подмену мы устроим в условиях,когда ни одна собака и не подозревает, что нас двое… Все шансы. Сто из ста.

— Нет, ты серьезно?

— Да мать твою! — вскинулся Павел. —Абсолютно. Совершенно. Что я, по-твоему, стану убивать две недели, чтобы вдеталях придумать примитивный розыгрыш? Любой розыгрыш не стоит пятидесяти штукв зелени. Потому что есть ситуация, когда меня просто-таки должно быть двое… корявос точки зрения грамматики, да лучше и не скажешь. Меня должно быть двое.

— На тебя что, наезжают?

Павел даже приоткрыл рот:

— Эт-то с чего тебе в голову пришло?

— Черт его знает. Просто это первым в голову и пришло.Вспомнил вдруг, как разные императоры, по сплетням, двойников себе устраивали.

— Ер-рунда полнейшая, — с чувством сказалПавел. — Двойник на случай покушения? Фу ты… Не такая уж я свинья, чтобыродного брата под пулю подставлять, даже если представить, что и в самом деле…Вздор. Глупости, Петя. Никто в этом городе мне не желает зла настолько. Врагиесть. Недоброжелателей хватает. О конкурентах вообще молчу. Но заказывать меняникто в жизни не станет. Не тот уровень, не те круги. Чем хочешь поклянусь.

— Тогда?

— Вот это уже деловой разговор, а? — усмехнулсябрат. — Суть дела, в общем, проста. Маячит великолепнейшая сделка — дажепо моим нынешним масштабам чертовски завлекательная. И, как это в жизниповелось, тут же наличествуют целые черпаки дегтя — в виде и конкурентов, и«кротов» в моей собственной фирме, каковые до сих пор выявлены не все.Понимаешь, в общих чертах? Молодец. Ну, а детали рассказывать не стоит поодной-единственной, но крайне существенной причине: чтобы мало-мальски тебяввести в курс дела, придется пару суток без передышки чесать языком. Я-то вэтом уже десять лет, а ты, извини, консалтинг от лизинга не отличишь бездлинной лекции… Соображаешь?

— Пожалуй.

— Так что поверишь на слово, что это сделка века идругого выхода у меня нет?

— Придется, — кивнул Петр.

— Молоток, брательник… Короче говоря, нас будет двое.Ты и будешь я. Ты будешь представительской фигурой — восседать в креслах,посасывать шампань на банкетах, кивать с умным видом, вообще производитьвпечатление резко поглупевшего меня. Поверят. Почему, объясню чуть погодя… Давдобавок я тебя предварительно как следует поднатаскаю. И рядом с тобой будетпосвященный человечек. В любой миг придет на помощь. Ну, а я… Меня как бы и небудет. Я в стороне, в подполье, я как раз и работаю. При том, что никто, кромесчитанных индивидуумов, и не подозревает об истинном положении дел. Нампонадобится два-три месяца… впрочем, при удаче скорее два, чем три. а то и вмесяц уложимся. Получишь свой законный процент, сиречь полсотни штукзеленью, — и отвалишь в Новосибирск. Тут тебе и хорошая квартира, иприличная машина, т, на обзаведенье, на ложки-поварешки… И на брюлики твоейКирочке хватит. Что скажешь? Сделка касается опять-таки самого что ни на естьлегальнейшего бизнеса — просто такова уж се ля ви, у нас ради честнейшего заработкаприходится идти на самые немыслимые финты… Газеты читаешь, телевизор смотришь,должен понимать. Что насупился?

— Это ж не экзамены… — сказал Петр.

— Да не о том ты! Берешься?

— Я бы с радостью, — признался Петр. — Радитаких денег. Но это, повторяю, не экзамены. И не история с олимпиадой. И дажене… не случай с Галочкой. Разоблачат.

— Кто?

— Ну, твои же сотруднички. Партнеры. Деловые знакомые.Весь привычный круг общения. Мне нужно будет знать столько… Всех и все. Кудатам, к черту, Штирлицу… Не справлюсь.

— Петенька… — поморщился Павел. — Петюнчик… Нукакие в задницу разоблачения? Ты же будешь не в себе. Точнее, не совсем в себе.

— Это как?

— Ты. страдалец, то бишь я, страдалец, попал ваварию, — серьезно сказал Павел. — Я очень редко сажусь за руль, всезнают. Решил вдруг проветриться, не справился на повороте с джипером… Когдаприедет «скорая» и менты, их взорам предстанет натуральнейшим образом разбитыйджипер. Митя постарается, у него голова светлая. Причем. повторяю, всепродумано до мелочей. И обломки джипера будут живописно громоздиться наобочине, и шмотье на тебе будет изодрано художественно, и кровушка из тебябудет струиться… ну. что ты ежишься? В паре мест аккуратненько располосуемкожу, ничего страшного, и кровянка немного поструится, и веночки не будутзадеты. Синячок там под глазом… За полсотни тонн зеленых, право же, стоитчуточку страдануть. Царапины заживут. В общем, авария. Джипер вдребезги. У тебясотрясение мозга

— каковое, между прочим, диагностике не поддаетсясовершенно. У меня то бишь сотрясение… ладно, отныне будет все-таки У тебя.Мало того, у тебя провалы в памяти, у тебя некие непонятные любому медицинскомусветилу завихрения психики. Ну, врубился? Потому ты и не узнаешь старыхзнакомых, через одного. Потому у тебя прошлое из памяти выпало кусками,шматами, пластами. Месяцами и годами. Потому ты и в бытовых мелочах во мно-огомизменился. И кабинет свой не помнишь, где что лежит, в толк не возьмешь, изакадычного друга Вову видишь словно бы впервые… Железное объяснение, Пьер. Ну,недельку поскучаешь в больнице. Доктор свой. В курсе. За те денежки, что онполучит, из кожи вывернется. Как и мой верный пес, коммерческийдиректор, — он тебя будет водить, как ребеночка за ручку, С глазу на глаздаст любые пояснения. Да и я, пожалуй что, навещу как-нибудь. Есть у менягример, и бороду присобачит самую натуральную, и вообще внешность изменит.Сечешь? Любая нестыковка, любое неузнавание будут замотивированы железнейшимобразом. Никто не удивится, ни одна живая душа. Тебя попросту будут жалеть.Бедный Павлик, увечный, ушибленный, с перевернутыми мозгами, жертва роковойаварии… Ну кому тут в голову придет подозревать? О том, что ты есть, мало кто ипомнит. Слышали краем уха, что есть у меня брат; за тридевять земель, но прото, что он близнец, никто и не знает. Не было у меня времени за эти десять летродню вспоминать принародно, уж извини за откровенность. Вообще у нас мало ктовспоминает о далеких родственниках. Не та среда. Голова постоянно забитадругим. Делами. Ты-то многим рассказывал с подробностями и живописнымидеталями, что у тебя есть где-то в паре тысяч верст брат-близнец?