Высокий джентльмен, стоявший у входа в Национальную галерею, пристально вглядывался в поток ценителей искусства, поднимавшихся к величественному порталу художественного музея. На виду в руке он держал номер «Леди Мейфэра», высматривая в толпе обладательницу такой же газеты.

С Трафальгарской площади шумно взлетела стая голубей. Их вспугнула торопливо шагавшая женщина, разбрасывая на ходу зерна птицам. Пройдя площадь, она пересекла улицу перед музеем и помедлила у подножия лестницы, глядя наверх и держа в одной руке пустой пакет из-под птичьего корма, в другой – свернутую в трубочку газету. Мужчина сделал неуверенное движение рукой с газетой, и незнакомка, бросив скомканный пакет в урну, поспешила вверх по ступенькам к нему.

Ее миниатюрная фигурка терялась в складках свободного пальто, только что вошедшего в моду для любительниц автомобильных прогулок. Лицо женщины скрывалось за густой вуалью, спускавшейся с полей широкополой шляпы.

– Бонжур, месье, – поздоровалась она. – Кажется, у нас назначена встреча? – Она взмахнула своим экземпляром «Леди Мейфэра». – Вы ведь доктор Дуглас Фаррел, не так ли?

– Он самый, мадам, – отозвался мужчина с легким поклоном. – А вы?..

– «Леди Мейфэра», разумеется, – ответила женщина. Ее вуаль трепетала, вторя каждому вздоху.

Дуглас заметил в ее произношении самый фальшивый французский акцент, какой ему когда-либо приходилось слышать, но воздержался от замечаний.

– «Леди Мейфэра» собственной персоной? – полюбопытствовал он.

– Я представляю издание, мсье, – сухо уточнила она, явно не одобряя его иронического тона.

– Понятно. – Он кивнул. – И брачное агентство тоже?

– В одном лице, сэр, – решительно ответила женщина. – Как я понимаю, вас интересует последнее?

Достопочтенная Честити Дункан всегда прибегала к французскому акценту, хотя и разделяла мнение своих сестер, что в их устах он звучит примерно так же, как у горничной-француженки в провинциальном водевиле. Однако акцент был просто незаменим, когда требовалось изменить голос.

– Я полагал, что встреча состоится в редакции, – заметил Дуглас, скользнув взглядом по сновавшей вокруг публике, и поежился от декабрьского ветра, который гулял на улице, ероша перья птиц.

– Мы не принимаем посетителей, месье, – невозмутимо отозвалась Честити. – Думаю, нам лучше войти внутрь – в музее найдется немало уголков, где можно поговорить.

Она направилась к входу, и Дуглас поспешил распахнуть перед ней двери. Полы ее широкого пальто скользнули по его ногам, когда она проследовала мимо в огромный вестибюль музея.

– Давайте поднимемся в зал Рубенса, месье, – предложила Честити, указав свернутой газетой в сторону лестницы. – Там есть удобные сиденья, где можно поговорить, не привлекая внимания. – Она уверенно зашагала вперед, и Дуглас послушно двинулся следом, находя демонстративную интригующую властность молодой женщины забавной.

Поднявшись на второй этаж, Честити быстро миновала анфиладу залов, увешанных массивными ренессансными полотнами с изображениями сцен распятия, скорбящей богоматери и святых мучеников. Удостоив великие творения лишь беглым взглядом, она остановилась, только когда они оказались в круглом зале с круглой же скамьей в центре.

Стены украшали две картины Рубенса, изображавшие суд Париса. Сестры Дункан изрядно повеселились, выбрав именно этот зал для встреч с будущими клиентами. Почему-то три пышнотелые богини – Венера, Юнона и Минерва – показались им достойным обрамлением затеянного ими делового предприятия.

– Здесь нам никто не помешает, – заявила Честити, усаживаясь на мягкое сиденье и подбирая юбки, чтобы он мог устроиться рядом.

Дуглас с любопытством огляделся. Место совсем не казалось уединенным. В зале, кроме них, имелись и другие посетители, переходившие от картины к картине, тихо переговариваясь между собой, но круглый диван, хоть и располагался у всех на виду, представлял собой некий оазис, где можно присесть и поговорить, не привлекая внимания окружающих. Дуглас сел, и на него повеяло запахом духов – легким цветочным ароматом, казалось, струившимся из-под вуали его собеседницы.

Честити повернулась к нему лицом. Она имела преимущество перед доктором Фаррелом в том, что уже видела его однажды, когда он зашел в угловой магазинчик миссис Бидл, чтобы купить экземпляр «Леди Мейфэра». Он запомнился ей высоким, широкоплечим, с развитой мускулатурой спортсмена. Такого мужчину нескоро забудешь. Боксер или борец, предположила она. Заметная горбинка на когда-то сломанном носу подтверждала ее догадку. Резкие черты, выразительный рот и упрямая челюсть подчеркивали мужественность доктора. Под темными бровями, почти сходившимися на переносице, поблескивали угольно-черные глаза. Волосы, тоже черные и коротко остриженные, слегка вились. Ничем не примечательное, наглухо застегнутое пальто, шарф, перчатки и фетровая шляпа с узкими полями, которую он держал на коленях, производили впечатление делового человека.

Осознав вдруг, что молчание затянулось, Честити поспешно произнесла:

– Итак, месье, чем мы можем быть вам полезными? Он снова озадаченно огляделся:

– Так это и есть приемная «Леди Мейфэра»?

В его голосе прозвучал легкий шотландский акцент, который Честити заметила еще в первый раз, когда увидела его у миссис Бидл.

– Нет, но мы не принимаем клиентов у себя в конторе, – твердо ответила она.

Не сообщать же ему, что конторой им служит либо кондитерская, популярная среди светской публики, либо верхняя гостиная в доме отца, некогда служившая личным убежищем их матери.

– Почему же? – поинтересовался доктор.

– Из соображений анонимности, – уточнила Честити. – Не могли бы мы перейти к делу?

– Конечно, но, признаться, я заинтригован, мадам «Леди Мейфэра». К чему такая таинственность?

Честити вздохнула.

– Вы читали газету, месье?

– Разумеется. Иначе как бы я узнал, куда обратиться за услугами свахи?

– Ну, вы могли прочитать объявления, не читая статей, – резонно заметила она, забыв на мгновение про свой акцент.

– Я прочитал статьи.

Честити пожала плечами, демонстрируя типично французский жест.

– В таком случае вы могли заметить, что мнения, высказываемые на страницах газеты, весьма спорны. Поэтому авторы предпочитают оставаться неизвестными.

– Понятно. К тому же некоторый налет таинственности придает публикациям дополнительный интерес.

– Совершенно верно, – признала она. Дуглас задумчиво кивнул.

– Насколько я помню, несколько месяцев назад в суде рассматривалось дело о клевете против «Леди Мейфэра», в котором выдвигалось обвинение... – он нахмурился, затем его лоб разгладился, – графом Беркли, кажется.