– Ну и зануда, – с чувством произнесла Пруденс, когда за последними гостями закрылась дверь. – Уверена, даже ты, Чес, не сможешь найти ни одной приятной черты в синьорине Делла Лука. – Последние слова она произнесла, передразнивая характерный акцент Лауры.

– Как сказать, – кивнула Честити. – Возможно, у нее есть скрытые достоинства, если копнуть глубже.

Констанс бросила на нее проницательный взгляд.

– Ты весь вечер о чем-то усиленно размышляла, Чес, – поинтересовалась она. – Мы не услышали от тебя и пары слов, после того как перешли в гостиную.

Загадочно улыбнувшись, Честити взяла шоколадную конфету из серебряной вазочки, стоявшей на инкрустированном столике рядом с ее креслом.

– Коньяк, Констанс? – предложил Гидеон, успевший изучить вкусы своих невесток.

– Спасибо. – Она взяла протянутый бокал.

– А тебе ликер, Пруденс?

– Да, «Гран-Марнье», пожалуйста.

– Тебе тоже, Честити?

– Я предпочла бы бенедиктин, – возразила Честити. – Он лучше идет с шоколадом.

Гидеон улыбнулся. Любовь Честити к сладкому была чем-то вроде семейной шутки.

Пруденс приняла из рук мужа изящную рюмочку с оранжевым ликером.

– Ты ведь собирался о чем-то поговорить с Максом, Гидеон? – напомнила она. – Кажется, о Рождестве?

– Так-так, – протянул Макс. – У меня складывается впечатление, что от нас хотят избавиться.

– Вот так всегда. – Гидеон с притворным вздохом поднялся с кресла у огня. – Выбрасывают из собственной гостиной на лютый холод.

– В библиотеке ничуть не холоднее, – успокоила его Пруденс, сняв с носа очки и рассматривая их на свет в поисках пятен. – Можете взять с собой коньяк и выкурить по сигаре.

– Как прикажете, сударыня. – Покачав головой, Гидеон поднял со столика хрустальный графин. – Пойдем, Макс, составишь мне компанию в изгнании.

Мужчины вышли, оставив смеющихся сестер одних в гостиной.

– Итак, Чес, – сказала Пруденс, водрузив на нос очки и повернувшись к Честити. – Что ты задумала?

Та сунула в рот очередную конфету и запила ее глоточком бенедиктина, наслаждаясь вкусом ликера.

– Монахи определенно знали, что делают, – заверила она, подняв бокал на свет.

– Ради Бога, Чес. – Констанс протянула руку и передвинула вазочку с конфетами подальше от младшей сестры.

– О, как несправедливо! – возмутилась Честити, но послушно поставила бокал на столик.

– Так что там насчет скрытых достоинств? – спросила Пруденс.

– У меня появилась идея... точнее, две, – оповестила Честити. – В последнее время меня то и дело посещают удачные мысли, – не без самодовольства добавила она. – Так вот. Наша дорогая Лаура, конечно, зануда, но, возможно, для некоторых людей такая черта характера не станет препятствием, если имеются другие качества, которые могут служить компенсацией.

– Ну и?.. – нетерпеливо переспросила Констанс, выгнув бровь.

– Вам не кажется, что она рассчитывает найти себе мужа? – поинтересовалась Честити. – В конце концов, что еще могло подвигнуть женщину на хлопоты и расходы, связанные с представлением ко двору и сезоном. Особенно в ее возрасте.

Сестры дружно кивнули.

– Сколько, по-вашему, ей лет? – задала вопрос Пруденс, нахмурившись. – Далеко за двадцать или тридцать с хвостиком?

– Рискуя показаться неделикатной, – объявила Констанс, – я бы предположила последнее. Ей около тридцати пяти. Вы заметили морщинки в уголках губ и под глазами?

– Возможно, они – следствие раздражительного характера, – проговорила Честити. – Я заметила, что у людей, склонных хмуриться и корчить недовольные гримасы, часто появляются преждевременные морщины.

– Ладно, допустим, она решила выйти замуж, и как можно скорее. Что ты предлагаешь, Чес? – перешла к сути дела Пруденс.

– Полагаю, у нее есть деньги. Ее мать явно богата, а Лаура, насколько нам известно, единственный ребенок. Дома в Мейфэре стоят недешево, да и лондонский сезон требует немалых расходов.

– Не говоря уже об арабских скакунах и виллах во Флоренции, – вставила Констанс. – Кажется, я начинаю догадываться, куда ты клонишь, Чес.

Честити улыбнулась, откинувшись на спинку дивана.

– Чем не невеста для амбициозного врача, который ищет богатую жену, не особенно заботясь о родстве душ?

Сестры задумались, рассматривая идею под разными углами. Наконец Пруденс нарушила молчание:

– Но согласится ли Лаура выйти за мужчину, который еще не добился положения в обществе?

– О, она с радостью ухватится за возможность направлять его на пути к вершине, – заверила ее Честити. – Так и вижу ее во главе стола, повествующую о чудесах культуры, которые она повидала за границей, и доводящую своих гостей до помрачения рассудка. – Она потянулась к вазочке с конфетами и, вытащив одну, задумчиво добавила: – По-моему, в ней есть склонность к тиранству. Она просто расцветет, загоняя знакомых на прием к своему супругу, невзирая на их жалобы и протесты. У них будет идеальный брак, – заключила Честити, сунув конфету в рот, и снова откинулась на спинку кресла.

– А разве доктор Фаррел – тиран? – обменялась Пруденс озабоченным взглядом с Констанс.

Честити пожала плечами:

– Не знаю, но он с таким презрением говорил о своих будущих пациентах... – Она поколебалась, затем решительно продолжила: – Они стоят друг друга. Во всяком случае, у меня нет ощущения, будто мы обрекаем беззащитную женщину на брак по расчету с бесчувственным чурбаном.

– Ну хорошо, – согласилась Констанс. – Давайте сведем их вместе и посмотрим, что получится. Никто не заставляет их жениться. Они взрослые люди и сами решат, подходят они друг другу или нет.

– Представим их на приеме Кон, – предложила Пруденс.

– Нет, лучше у меня, – перебила ее Честити. – На Манчестер-сквер в среду.

– У тебя есть какая-то особая причина? – поинтересовалась Пруденс.

– Если помните, у меня созрело две идеи, – напомнила Честити. Хмурая гримаса, сопровождавшая любое упоминание о докторе Фарреле, бесследно исчезла. – Что вы думаете об отце и графине?

– Неплохо, – протянула Констанс. Затем нахмурилась. – Но тогда Лаура станет нашей сводной сестрой. И никто не осудит отца, если он предложит ей поселиться под своей крышей.

– Разумеется, – подтвердила Честити. – Но не так уж будет страшно, если мы выдадим ее замуж. Нам не придется общаться с ней, не считая семейных событий, и отцу, надеюсь, тоже.

– К тому же перспектива замужества матери может подтолкнуть дочь к алтарю, – предположила Пруденс.