========== I (Тим) ==========

I am falling, I am fading, I am drowning

Help me to breathe

I am hurting, I have lost it all

I am losing

Help me to breathe

«Duvet» Serial Experiments Lain

Контуры у могилы ровные, параллельно-перпендикулярные, как из-под линейки. Потому что земля мёрзлая, или в эту похоронную контору на работу принимают исключительно педантов? У гроба вот тоже торжественный и чопорный вид, а лежащая в нём тётушка — вылитая английская леди викторианской эпохи. Ирония смерти для потомственной крестьянки, пол с лишним века проработавшей на земле.

Кажется, я не о том думаю. Но о чём вообще положено думать на похоронах? Третий раз на них присутствую, а ответа так до сих пор и не нашёл. Похороны родителей память шестилетнего ребёнка милосердно не сохранила; провожая же в последний путь дядюшку, я больше всего жалел о том, что никак нельзя спросить у него: каково там, на той стороне? По глупости брякнул что-то похожее вслух и получил от убитой горем тётушки заслуженную оплеуху вместе с сердитым внушением о неподобающем для порядочного шестнадцатилетнего человека поведении. Сейчас же нет никого, кто мог бы наставить бестолкового меня на путь истинный, но хорошего в этом, прямо скажу, мало.

— Пора прощаться, — тётя Зина, соседка и заклятая тётушкина подруга легко трогает меня за локоть. — Иди, Тима.

Я иду.

На лице покойницы умиротворение, я бы даже сказал, глубокое удовлетворение от добросовестно выполненной трудной работы. Что ж она имеет право на это чувство: не помню и дня, который тётушка провела бы в праздности. После почти семи десятков лет на редкость энергичной жизни смерть покажется заслуженным отдыхом, а не наказанием за первородный грех прародителей человечества.

— Спокойной ночи, тётушка, — наклоняюсь над гробом, но так и не решаюсь коснуться губами воскового лба. — Или наоборот, с пробуждением.

Отхожу, уступая очередь прощания. Нас, провожающих, не больше десятка: подруги, соседи, из родных только я. Гражданская панихида, погребение, скромные поминки в кафе — sic transit gloria mundi*.

— Три горсти, Тима.

Да, тётя Зина, я помню. Тот же ритуал, что на похоронах дядюшки пятнадцать лет назад. Серые, смёрзшиеся комья; их глухой стук по закрытой крышке гроба отчего-то воскрешает в памяти детские страшилки о похороненных заживо. В странном душевном оцепенении смотрю, как остальные прощающиеся один за одним копируют мои движения. Матрица, виртуальная реальность с запрограммированными персонажами.

Подходит черёд копателей, профессионалов скорбного труда. Они споро забрасывают могилу землёй, насыпают поверх аккуратный холмик, симметрично расставляют венки. Теперь всем можно расходиться: обычаи соблюдены, и польза их несомненна для коллективного бессознательного. Тёмное низкое небо закрывает печальный лик густой вуалью обещанного синоптиками снегопада.

Понедельник — день тяжёлый и без похорон в воскресенье. Но деваться мне некуда: надо за шкирку поднимать себя с дивана, вести под душ и на кухню, а потом утрамбовывать вялой селёдкой в бочонок утренней маршрутки. Полчаса я еду буквально на одной ноге, не придерживаясь за поручни, пока наконец-то не вываливаюсь на нужной остановке. С наслаждением вдыхаю стылый воздух рассветного декабрьского мегаполиса, в очередной раз клятвенно обещая себе перебороть лень и пойти учиться на права. Потом бросаю взгляд на часы: ох ты ж! Стоит пошевеливаться, если я не хочу навлечь барский гнев на свою рассеянную голову. Пускай контора у нас без электронной проходной, но камеры на входе присутствуют, а у шефа — нюх на опоздавших.

Я чудом успеваю до критических «08:55». Коллеги уже давно на месте, более того, из угла Дрейка раздаётся автоматная дробь ударов по клавиатуре.

— Доброе утро.

— Здравствуй, — формально отзывается что-то сосредоточенно ищущая в столе Ольга, а Вася Щёлок брюзгливо замечает: — Утро добрым не бывает, Сорокин. Поздно ты сегодня. Заспался?

— Автобус долго ждал, — отчитываюсь я под традиционное рукопожатие.

— Тимыч, привет, — Дрейк на миг ломает стройный ритм клавишного стука, чтобы махнуть мне рукой.

— Привет, — не хочу отвлекать его попусту и мимикой интересуюсь у Васи о причине такого нетипичного трудоголизма.

— Дедлайн! Как много в этом звуке для сердца программистского слилось! — выспренно поясняет Щёлок. — Впрочем, говоря между нами, кое-кто легко мог бы сделать всё в пятницу. Или хотя бы не заливать шефу про сроки.

— Василий, вы зануда, — дедлайн дедлайном, но Дрейк всё слышит и в обиду себя не даёт.

— А вы, Андрюша, распиздяй, — ласково припечатывает Вася. Это нелицеприятное определение адресат уже пропускает мимо ушей — значит, он действительно крайне занят.

Пока я снимаю верхнюю одежду и включаю свой компьютер, на табло электронных часов высвечивается «09:00». А минуту спустя дверь в нашу комнату шумно распахивается.

— Здравствуйте, — шеф обводит нас нехорошим взглядом. У него утро явно не доброе. — Вертинский! Зайди.

Дверь снова шаркает об косяк.

— И к чему так суетиться, когда можно было дождаться оперативки? — риторически вопрошает Дрейк, клацая мышкой в последний раз: — Ладно, если не вернусь, то считайте меня погибшим безвинно.

Стоит коллеге выйти, как Ольга подходит к его столу и заглядывает в монитор.

— All tests completed successfully, — резюмирует она. — Бедный шеф.

— Бедный Андрюша, — не соглашается Вася. — Могу поспорить, что в обмен на истраченные этим утром нервные клетки шеф заставит его присутствовать на мониторинге в среду. А данное мероприятие, как все мы в курсе, обычно начинается в одиннадцать и заканчивается аккурат вместе с нашим обеденным перерывом.

Ольга качает головой, однако не спорит: предсказания Щёлока имеют тенденцию сбываться.

По какому-то из законов офисной природы в конце года творческая работа идёт на убыль, скучная же, наоборот, на прибыль. Обычно всякого рода отчётами, руководствами и прочими презентациями занимается Ольга — аналитик и тестировщик нашей команды, но если она не справляется, то возню с бумажками частично возлагают на меня. Дедовщина и в IT-конторе дедовщина: кто устроился последним, тот получает самые нудные задания. На моём предыдущем месте работы было точно так же, поэтому ситуацию я воспринимаю с философским пониманием. Однако сегодня необходимо любой ценой закончить очередной многостраничный документ, а я уже два часа тупо смотрю в монитор, не в силах разродиться хоть парой строчек. Пора подстегнуть нервную систему глюкозно-кофеиновой дозой, иначе сидеть мне в офисе до позднего вечера.

В комнате отдыха мне находится компания в лице священнодействующего