Лето не баловало жаркой погодой, лишь изредка выдавались действительно солнечные дни, когда обрадованные долгожданным подарком люди спешили на пляжи, радостно ныряли в прохладную воду, резвились, как дети.

Нынешний день как раз оказался из тех жарких, когда больше всего хотелось забыть о работе и предаться ничегонеделанию.

Тем же, кто не мог или не умел отказаться от работы, оставалось только вздыхать и заниматься повседневными делами, в офисах, на предприятиях, дачах.

Солнце будто прилипло к синему в белесых разводах облаков небу, затих ветер, птицы лениво прятались в тени. Над землей повисла тишина, словно природа затаила дыхание.

Вдоль железнодорожного полотна, по едва заметной тропе шла полная женщина с тяжелыми сумками. Она отдувалась, устало оглядываясь вокруг, будто надеялась на помощь. Но никого не было. Пахло горячим металлом и смазкой, примешивался резкий запах горелой травы.

Поднявшись на пригорок, она поставила сумки прямо в пыль и перевела дух.

– Ох, тяжело, – проговорила она, сжала и разжала покрасневшие от тяжелой ноши ладони, поморщилась. – Ведь говорила же дочке, что буду сумки тащить. Но она же занята! Не могла за матерью заехать на дачу!

Поморщилась и вдруг замолчала. Близоруко сощурившись, стала вглядываться в придорожные кусты.

– Это что же там такое? – пробурчала женщина. – Никак блестит что-то.

Она вытянула шею, даже на цыпочки поднялась. Снова что-то блеснуло, но разглядеть, что именно, не получилось, мешали густые заросли.

Тогда дачница оттащила в сторону от тропинки сумки и, поминутно оглядываясь, вошла в заросли. Упругие ветки неохотно поддались, и женщина, приглядевшись, испуганно ойкнула и отскочила. Ветки с шелестом сомкнулись.

Дачница постояла, прижимая руки к груди и успокаивая дыхание. Наконец, решившись, она уверенно вошла в заросли.

На примятой траве лежал человек. Темные короткие волосы слиплись от крови, лицо скуластое, темное от загара расцарапано, будто он дрался с кошкой.

Брюки из какой-то грубой домотканой ткани в нескольких местах разорваны и взялись бурой коркой. Длинная рубаха, подпоясанная кожаным плетеным ремнем, покрыта комьями грязи.

Женщина с сожалением покачала головой.

– Молоденький еще, – вздохнула она. – Кто ж тебя так-то?

Вдруг парень застонал и разжал ладонь, в траву тонкой змейкой скользнула золотая цепь. Именно на ее алмазных гранях отражались солнечные лучи.

Дачница воровато огляделась и подняла цепь.

– Красота какая!

Повертела в ладонях, пропустила сквозь пальцы сверкающую упругую нить, любуясь игрой света на гранях.

– Боже мой! – восхищенно выдохнула она.

Снова раздался стон. И женщина не глядя запихнула в карман цепь, а из другого вытащила телефон.

* * *

Парень открыл глаза и, щурясь, огляделся.

– Пришел в себя? Чудесно.

Перед ним стоял мужчина в белом халате и жизнерадостно разглядывал его. На пухлом розовощеком лице светилась такая искренняя радость, словно он увидел собственную маму.

По обеим сторонам от кровати парня было еще по соседу и три пустые кровати напротив.

Казенные тумбочки, уставленные термосами, банками с супами и кашками, а из пакетов виднелись яблоки и апельсины.

Казенные кровати с сеткой, застиранное постельное белье со штампом медицинского учреждения. Словом, обычная больница.

– К вам уже приходил следователь, – сказал врач, снова искренне чему-то радуясь. – Что с вами случилось?

Парень задумался, силясь вспомнить, устало потер рукой лоб, нащупав повязку.

– Осторожнее, у вас гематома на левой стороне головы, проще говоря, великолепная шишка. Крепко досталось. Состоите в какой-то секте?

– Почему вы так решили? – спросил парень, никаких воспоминаний не было, пусто, как в заброшенном городе. Только что-то неопределенное мелькает, словно призраки.

– Одежда на вас была странная, когда доставили. Мне сразу представилось что-то такое деревенское, старинное. Словно вы были не в городе, а в глухом селе.

– Я не помню.

– И что это за шнурок на шее? Из чего он? Чем мы только ни пытались его срезать, ничего не получилось.

– Я не помню, – повторил парень и закрыл глаза.

– Ну ладно, не буду вам докучать. Отдыхайте.

Врач ушел, мурлыкая под нос какую-то веселую песенку.

– Эй, сосед! Тебя как звать?

– Павел, – не глядя ответил он. Только потом повернулся на хриплый голос. На кровати рядом лежал мужик с помятым лицом старого пьяницы, толстым носом с красными прожилками и обвисшими, как у бульдога, щеками.

Он кашлянул и, оглянувшись на закрытую дверь, сказал:

– Ты, видать, счастливчик. Я слышал, как Лаврентьич, врач наш, говорил, что ты едва коньки не откинул.

– Отстань от человека, – пробурчал другой сосед. – Не видишь, не до тебя.

Павел попытался вспомнить, что же с ним произошло. Но в голове не появилось ни одного воспоминания. Навязчиво лезли мысли о прогулах на работе, что на это скажет его начальник, когда даже за малейшее опоздание он поднимал дикий крик и грозился немедленно всех уволить. Думалось о потерянной записной книжке, в которой были важные адреса.

Так он и заснул, убаюканный неторопливым течением мыслей, а во сне чего только ни привидится. Например…

…Электричка шла неторопливым ходом, за окном мелькал загородный пейзаж. Одинокие домики на пригорках и в низинках кокетливо прятались за высокими деревьями, попадались заброшенные кладбища, заросшие и непроходимые, как дебри джунглей.

Павел придерживал рюкзак и удочки. Он и два его друга возвращались с рыбалки, выходные кончались, но так не хотелось возвращаться домой, с утра идти на работу и всю неделю вспоминать о выходных.

Никита, светловолосый крепыш с чуть надменным узким лицом, азартно спорил с попутчиком.

– Нет, не может такого быть! Ты хочешь сказать, что попади я в экстремальные условия…

– Струсишь, – подхватил попутчик и подмигнул ему, при этом узкая козлиная бородка вздрогнула, словно тоже насмехалась над собеседником.

Сколько было лет попутчику, Павел не смог бы сказать. В первый момент ему показалось, что тот моложе их, хоть и отпустил нелепую бороду, но, встретившись взглядом, понял, что перед ним вполне зрелый человек, много повидавший на своем веку, явно немаленьком.

Павел почти не прислушивался к спору. Несмотря на проведенное время на рыбалке с ночевкой, он не устал. А может, не устал как раз благодаря проведенному там времени. Он лениво смотрел на пейзаж за окном и не хотел ни о чем думать.