* * *

Порой бывает в жизни так, что вот пропустишь привычное время сна, и организм погружается в некую полудрему, когда до сновидений, казалось бы, шаг, но сделать его уставшее тело никак не может.

Вот и сейчас я лежал, вглядываясь во тьму, и почти в шутку продекламировал, — «спать иль не спать, вот в чем вопрос!», — а в шутке, как известно, только доля шутки, все остальное — правда. И правда эта была… нет, не то чтобы очень пугающей, но задуматься было над чем.

Весь вечер я просидел за компьютером, жадно читая последнюю страшилку всех информагентств мира — смерть во сне. Синдром Бругада, ныне переименованный в Синдром Безлера. Именно так звали патологоанатома из Нью-Йорка, который первым заметил аномально большое количество необъяснимых смертей во сне за один день. И ведь не поленился поднять статистику, а подняв, написать пост.

Маленький короткий пост в Инстаграм, который взорвал мир. Вернее, мир взорвал не сам пост, а тот факт, что со всех уголков мира начали приходить комментарии о такой же вот обстановке во всех уголках планеты.

Тридцать девять тысяч необъяснимых смертей во сне по всему миру за двое суток! Смертей, одинаково схожих только тем, что сердце останавливалось у людей, которые сердечной патологией не страдали. Проще говоря, не должны они были умереть, но умирали. И при этом никакой связи между жертвами не было. Более того, большинство из них были вполне здоровы, молоды, и резкая остановка сердца во сне выглядела для медиков необъяснимым явлением. Такое уже было, на Филиппинах, среди выходцев из средней Азии и США, но там речь шла о нескольких тысячах смертей в год. А тут тридцать девять тысяч, и всего за двое суток!

Но самое страшное было еще впереди — пятьдесят шесть тысяч сто сорок два человека — на этой печальной отметке замер счетчик за прошедшие сутки. Тут хочешь, не хочешь, а задумаешься.

Вот и лежал я сейчас под впечатлением прочитанного, неспособный уснуть. И ведь не то что бы страшно… ну что там какие-то ноль-ноль-ноль сколько-то процентов после запятой, да от алкоголя в мире помирает каждый день уйма народа. А, кстати, сколько?

Додумать не успел, так как провалился в пучину сна, словно в яму ухнул. Вот реально, ощущение было именно таким. Мне как-то наркоз делали, очень похоже.

Но сон, а, вернее, состояние, в котором я оказался, было крайне странным для этого самого сна — во сне, если его, конечно, вспомнишь, сознание ведет себя крайне фривольно — то поступает логично, то выкинет такое… что состоянием сна только и оправдаешь. Сейчас же мысли были кристально чистыми. Даже от былой дремы следа не осталось.

И первым пришло непонимание — где я, и как такое возможно? Вернее, место я прекрасно осознал, это была пещера, недалеко от входа которой я находился. Но как?!

Вот только что лежал в кровати и… Но тут, сменяя друг друга, накатили воспоминания последних дней. Без четкой привязки по времени, без какой бы то ни было системы. Просто мешанина образов, событий, непонятных знаний. Но стоило услышать звук осыпающейся у входа гальки, как все это вытеснил образ огромного страшного зверя и… страх. Страх, что несло с собой существо, притаившееся у входа.

— Твою ж медь, — кажется, это вырвалось у меня непроизвольно. И это было моей ошибкой.

Снаружи кто-то на мгновение замер, а потом, издав глухой булькающий рык, бросился ко входу.

Медведь? Нет. Чуть более узкая, треугольная морда, несколько иные пропорции тела, скорее, он напоминал росомаху-переростка, нежели хозяина тайги. Но размеры — почти два метра в холке!

Это существо не знало сомнений. Даже хищники обычно примериваются к своей жертве, но не этот. Он несся в моем направлении так, словно давно меня знал, ждал, а теперь был готов разорвать.

«А ведь он знает меня» — мелькнула мысль. Более того, я уже убивал его, и был дважды убит им же.

Нелепая, нелогичная самим своим существованием мысль почему-то не показалась странной — тут, в этом мире подобное было возможно. Даже было в порядке вещей. Но думать об этом было некогда — другое, уже куда более рациональное знание вытеснило страх — «пещера слишком узка для него, только в ней мое спасение, дальше, глубже от входа».

И я рванул туда. Рванул, уже не удивившись, что в моих руках откуда-то возник посох. Да, именно посох, а не просто палка. Это я тоже знал! И в другой ситуации одно это знание, наряду с пониманием того, что я был знаком с магией, поставило бы меня в тупик. Но не сейчас. Сейчас мне было слишком страшно, чтобы обращать внимание на такие вот мелочи. Я спасал свою жизнь.

Почти не глядя и даже не задумываясь, как я это делаю, взмахнул свободной рукой снизу-вверх, поднимая магический барьер. Глухой удар возвестил, что зверь налетел на него. И, уже обернувшись, стоя в узком проеме пещеры, я выстрелил в эту тварь чем-то, напоминающим ледяной клинок.

Белесое, полупрозрачное лезвие сорвалось с навершия крючковатой палки и впилось в правый глаз твари.

Барьер, непроницаемый с той стороны, свободно пропустил магическое лезвие, не потерявшее при этом своей огромной скорости. И это тоже было правильно. Я просто знал — барьер непроницаем только для физических объектов этого мира, клинок таким объектом не являлся.

Знания, такие странные, и в то же время столь понятные… На какое-то мгновение эта мысль удивила меня — того, кто только осознал себя в этом мире. Но тот, кто уже жил в нем, буквально вопил — бежать!

Рев, полный боли, потряс своды пещеры.

Я снова бросился в темноту проема, но неудачно. Нога подвернулась на камне, и, обдирая костяшки пальцев руки, что держала посох, я растянулся на каменном полу.

Рывок зверя не видел, скорее, слышал и чувствовал всем своим естеством. Ужас и понимание неизбежного придало сил и, вскочив, я бросился дальше в глубину пещеры.

Обернулся как раз в тот момент, когда, разогнавшись, эта гора мяса со всего маха влетела в узкую часть прохода. Отчаянный взмах лапы разминулся со мной всего в нескольких десятках сантиметров. Зверь не достал. Более того, слишком увлекшись в этой попытке наказать виновника своей боли, росомаха-переросток, похоже, застряла в узкой расщелине и теперь, отчаянно рыча, все еще скребла лапой, пытаясь хоть на сантиметр протиснуть свое грузное тело поближе ко мне.

Страх никуда не исчез. Скорее уж достиг того предела, когда отчаяние переходит в безумную смелость загнанного в угол зверя. И я атаковал.

Короткий и яростный тычок нижним концом посоха в уцелевший глаз твари был, скорее, не осознанным ударом, а приступом этой самой отчаянной ярости. Я готов был сражаться за свою жизнь. Теперь готов. А разбираться, что там да как, мы будем потом, если выживем. Но теперь желание удрать от этой твари и забиться в самый дальний угол пещеры исчезло. На его место пришло понимание необходимости убить этого монстра. Почему, зачем, я до конца не знал. Просто помнил это той, пока еще непонятной мне самому памятью того, кто был тут уже раньше. И не было времени обдумывать все это, весь мир сузился до простой и такой понятной дилеммы — я или он.