Генерал! Только душам нужны тела.

Души ж, известно, чужды злорадства,

и сюда нас, я думаю, завела

не стратегия даже, но жажда братства:

лучше в чужие встревать дела,

коли в своих нам не разобраться.

И. Бродский «Письмо генералу Z»

Питер встретил его дождем, заливавшим самолетныйиллюминатор. Ветер гнал дрожащие капли, и они двигались странно – не вниз,согласно законам тяготения, а вбок. Докатившись до края, капли поворачивалинаверх и исчезали.

Глеб некоторое время рассматривал капли.

– Ну, вот мы и дома, – сказал кто-то из соседей, глядя виллюминатор на серое низкое небо, нависшее над залитой дождем полосой. – Славабогу.

В Москве было солнечно и тепло – последние отблески летаперед затяжной непогодой! – а здесь уже осень, свинцовые тучи и ветер,треплющий мокрые желтые куртки служащих, вышедших к только что приземлившемусясамолету.

Глеб сильно устал в последние дни, как-то навалилось всесразу: и работа, и неприятности, крупные и мелкие, и жена в очередной раззапретила ему видеться с сыном.

– Нечего ребенку нервы мотать! – сказала она Глебурешительно. – Он и так нервный!! А все из-за тебя! Был бы у него нормальныйотец – и сын был бы нормальный!

От усталости у Глеба побаливала голова, и ему приятно былодумать о том, что на сегодня все дела у него закончились и осталось толькоприятное – дорога из Пулкова в центр, залитые дождем проспекты, размытые желтыеогни, всклокоченные ветром бурые каналы, несущиеся под сгорбившимися отнепогоды мостами. И вечер в гостинице, которую Глеб любил больше всех остальныхгостиниц на свете!.. Он много ездил по миру, и все постоялые дворы дляпутешественников были для него на одно лицо; только, пожалуй, парижские отелион кое-как помнил, но ни один из них не мог сравниться со знаменитой «Англией»,занимавшей угол между Большой Морской и Исаакиевской площадью.

Сейчас очень горячую ванну, мечтал Глеб, потом ужин, вискивозле окна, выходящего на мрачную громаду Исаакиевского собора, и спать,спать!..

Все дела начнутся завтра, и все трудные мысли будут завтра –например, как быть с сыном, которого Глеб почти не видел.

…Зачем люди портят друг другу жизнь? Какой в этом смысл?Почему нельзя жить легко и радостно, получать удовольствие от того, что ты есть,просто есть на свете?!

А звук в телефоне можно на всякий случай выключить!.. Наработе все знают, что он улетел, шеф сегодня звонить не должен, а на остальныхнаплевать! Ну можно хоть один вечер провести так, как хочется?!

«Англия» встретила его сухим и чистым теплом, сияниемстаринных медных люстр, отражавшихся в мраморных полах, вкусными звуками посудыи струнного квартета, доносившимися из ресторана, – отель улыбался ему, какстарому другу.

– Здравствуйте, Глеб Петрович! Мы рады, что вы снова у нас вгостях!

Глеб скинул на пол сумку, которую тут же подхватилуслужливый швейцар. Глеб на него оглянулся.

– Четыреста восемнадцатый номер, ваш всегдашний! Проводить,Глеб Петрович?

– Спасибо, не нужно, я и сам дойду!

Глеб много лет работал и жил, как самые обычные люди, и кроскоши и удобствам своей нынешней жизни никак не мог привыкнуть. Он забрал ушвейцара сумку – тот все порывался проводить его в надежде на чаевые, – зашел влифт и нажал кнопку.

Все вокруг было знакомым, почти родным, раз от раза забывавшимсяи теперь вспоминавшимся с радостным чувством возвращения домой.

Ну конечно, вот и латунные ручки, и медные канделябры, ильняные шторки с затейливо вышитой буковкой «А», вензелем отеля, и скульптурына мраморных колоннах по обе стороны от лифта – справа Аполлон и слева Венера,оба «голые» и «прекрасные». Или про скульптуры нужно говорить не голые, аобнаженные?..

Не пойдет он ни в какой ресторан, чего он там не видел?! Онзакажет еду в номер, наденет халат, сядет возле окна, как барин, будет ужинатьи смотреть на собор.

Он любил иногда поужинать именно с этим собором. Емуказалось, что они разговаривают и отлично понимают друг друга!

Он долго сидел в ванне, добавляя то горячей, то холоднойводы и почитывая журнальчик, – этакий хлюст, джентльмен после трудового дня,командированный в номере за четыреста евро в сутки!..

В журнальчике все тоже было очень приятно и легковесно,ничего раздражающего или требующего умственных усилий. Известный певецприезжает на гастроли и даст концерт в Ледовом дворце. Известная писательницанаписала еще один романчик и готовится написать следующий. Новый ресторанприглашает гостей, кухня европейская, но есть еще и японская, какой модныйресторан без японской кухни! Девушки в кокошниках и кимоно, чайная церемония куслугам особо взыскательных клиентов. Премьерой «Чайки» открывается сезон втаком-то театре. Плох тот театр и никудышен тот режиссер, который ни разу непоставил «Чайку»!.. В концепции данной постановки Нина Заречная представленанатуральной чайкой, пойманной на Финском заливе. Весь спектакль она сидит вклетке. Затем ее выпускают, и она мечется над зрительным залом, символизируястремление к свободе. Все монологи чайки читает из-за кулис специальнаяактриса.

Глеб уронил журнальчик на пол, еще посидел немного, поливаясебя горячей водой, и вылез из ванны. Полотенца были огромными, халаты уютными,девушка, принимавшая его заказ на ужин, любезна и весела – «Англия» никогда неподводила!..

Часам к одиннадцати Глеб решил, что сию минуту все равно незаснет, хотя надо бы, потому что завтрашние дела начнутся рано, но программасегодняшнего сибаритства не была выполнена до конца. Точка еще не поставлена!..Он кое-как напялил джинсы и свитер и спустился в бар.

Там было немноголюдно, люстра притушена, зато зажженыматовые уютные торшеры, и пахло трубочным табаком.

Глеб спросил виски, уселся так, чтобы видеть Исаакий,пристроил ногу на ногу, вздохнул и по многолетней привычке огляделся посторонам.

Какая-то парочка миловалась на плюшевом малиновом диванчикевозле соседнего окна. Парочка сидела так, что лиц было не видно, зато можнобыло наблюдать лысину кавалера и лавину платины и золота волос дамы. Она всевремя делала некие пассы, не отпускала его руку, обнимала за талию, целовала взаросшее ухо и порывалась взгромоздиться на колени. Лысина была абсолютнобезучастна. В откинутой руке она – «лысина» – держала телефон и время отвремени посматривала на экранчик, где, видимо, ничего интересного непроисходило. Волосатая кисть опускалась, нос отворачивался в сторону, излатовласая опять предпринимала штурм.