Рысью они сбежали по широкой лестнице на первый этаж, иохранник выглянул из своей стеклянной будочки.

– А, Владь, здоров!

– И тебе не хворать!

И они с охранником с размаху пожали руки, не просто так, асо значением, весело и внимательно глядя друг другу в глаза.

– Что там у вас? Опять концерт на дому?

– У нас каждый день концерт, елкин корень! Ты пищалку-товыключи!

– Да она от каждого шороха срабатывает, а у вас сегодняшороху много что-то!

Владик покивал, и все той же рысью он и Наташка выскочили наширокое мраморное крыльцо под козырьком в палладианском стиле[1], тут толькоостановились и посмотрели друг на друга.

– Ты чего меня утащил? Я бы ей сказала…

– Сказала! Да ты уж сказала! И она тебе сказала, и он тоже,все сказали!..

– Владь, ну я не виновата! Она мне про эти ботфорты ниодного слова, а он вообще!..

Водитель неторопливо достал из кармана сигареты, поковырялсяв пачке, как будто выбирал ту, что получше, нашел и сунул в рот.

– Да нет, ну я и вправду не виновата, Владь! Ты мне веришь?!

– Февю, – невнятно из-за сигареты ответил Владик.

– А они не верят! Я же никого не обманываю! Я всю ночькостюмы гладила, по кофрам развешивала, бирки пришивала, а тут эти ботфорты!..

– Дура ты, Наташка, – необидно перебил Владик и зачем-тодернул ее за нос. – Балда.

– Почему… я балда? Ты тоже меня ругать будешь, да?

– У тебя мамка с папкой где? – душевно спросил Владик ипомахал у нее перед носом, разгоняя дым. Наташа глазами проводила его руку –широченную, загорелую, с обручальным кольцом.

– Ну, приезжая я, ну и что?! Подумаешь, какой москвичвыискался!

– Где родители?..

Наташка всхлипнула и отвела глаза, словно собираласьпризнаться в чем-то постыдном.

– В… в Козельске.

И быстро посмотрела на него, не засмеется ли. Он не смеялся,смотрел сочувственно, только все равно какая-то чертовщина была у него вглазах. Наташа уже не первый раз замечала эту чертовщину и не могла найти ейопределения.

– Это за Калугой где-то, да? Лжедмитрий, что ли?

Она понуро пожала плечами.

– Татары Козельск разорили. Это нам еще в школерассказывали! Какой-то хитростью заманили князя в Орду и там убили.

– А князя как звали?

Наташка моргнула. Глаза у нее были серые, прозрачные досамого донышка, как осенняя вода в чистом озере.

– А тебе зачем?! Кажется… кажется, Михаил Всеволодович егозвали. Князь Черниговский! А потом эти земли к Литве отошли, в четырнадцатомвеке. – Она улыбнулась. – Я, когда маленькая была, часто думала – вот быхорошо, если бы мы в Литве остались. Представляешь? Чистенько, аккуратненько,никаких тебе пьяниц-алкоголиков, ни драк, ничего!.. Цветы на подоконниках,занавески кружевные, кофем пахнет.

– Не кофем, а кофе.

– Зачем нас из Литвы обратно отдали?

– Так это когда было! – протянул Владик.

– Ну и что! – упрямо сказала Наташка. – Все равно! Неотдавали бы, я бы, может, и в Москву вашу не поехала! Сдалась она мне, если быя в Литве жила!

Тут она вдруг сообразила, что говорят они о чем-то оченьстранном, и воззрилась на Владика:

– А ты… зачем меня про Козельск спрашивал? И про маму спапой?!

– Да просто так. На всякий случай.

– На… какой случай?

– А на тот, что если выкинут тебя, как кутенка безмозглого,ехать недалече, и есть куда! А это, когда мир приезжаешь покорять, – первоедело!

– Меня, значит, выкинут, а тебя не выкинут?!

Владик засмеялся и покачал головой. Потом взял ее за щеки ипридвинул ее ухо к своим губам, как будто собирался сказать какой-то секрет.Наташка замерла.

– Меня выкинуть никак нельзя. Вот сам уйти могу, это точно,а выкинуть меня!.. – И тут он смешно присвистнул. – Никак.

– Почему?

Он докурил, бросил сигарету в урну, попал и сказал глупость:

– Много будешь знать – скоро состаришься! Пойдем в машинепосидим, холодно!

– Нет, ты мне скажи, почему тебя нельзя уволить?

– Не скажу, – серьезно ответил Владик. – Но вот нельзя.Никак нельзя. Только я думаю, что сам вскорости… того. Восвояси уберусь. Это,знаешь, Наташка, не работа, это… – Он поискал слово, но, видимо, лезли все те,за которые Хелен штрафовала провинившихся, и Владик в конце концов договорил свидимым усилием: – Это публичный дом какой-то! И тебе нормальную работу нужноискать.

– Да, нормальную?! Это какую? На завод «Серп и молот», чтоли, идти? Там одни алкоголики и старики! А здесь жизнь, блеск, красота! ИНикас! Я когда девчонкам звоню и рассказываю, у кого работаю, они все визжат ив обморок падают!

– А чего они визжат и падают?!

– Как чего? – Наташка даже носом шмыгать перестала ивоззрилась на Владика. – Это же Никас! Ни-кас! От него все теперь балдеют!

– Да как от него можно балдеть, а? Маленький, щуплый, голос…педерастичный какой-то!

– Сам ты такой, – перебила вмиг обидевшаяся «за Нискаса»Наташка. – У него нормальный голос! Теперь это называется «унисекс»!

– Да нет никакого унисекса и не было никогда, – с силойсказал Владик. – Это придумали козлы какие-то, а вы за ними повторяете! Когдамужик на бабу похож – это никакой не унисекс, а ошибка природы! А наш этот –точно ошибка! Да еще характерец не дай боже!

– Просто он талантливый, – убежденно сказала Наташка. – Аталантливые все такие. А как поет, как поет! Заслушаешься! И голос красивый,зря ты!.. И без него теперь ни один концерт не обходится, и диск он скоровыпустит! На звезду работать – это не каждому в жизни такое счастье выпадает.Да еще платят мне!..

Владик смотрел на нее с насмешливой снисходительностью, какпрофессор математики на первоклассника, объясняющего ему, что циркуляциявектора по контуру равна потоку ротора данного вектора через натянутую наконтур поверхность.