Ренийка выглядела эффектно. Высокая, стройная, одетая в облегающие коричневые кожаные штаны и такую же куртку с длинными рукавами, она шагнула через порог трактира и замерла, давая присутствующим возможность себя разглядеть. Смотреть было на что. Шею женщины украшал небесно-голубой платок, ноги — остроносые сапожки с голенищами раструбом выше колена, а на голове сидела кожаная шляпа-федора с поднятыми полями. Не стетсон, конечно, но смотрелась ренийка воинственно. Впечатлению способствовал длинный кинжал в костяных ножнах на правом боку. Средневековая воительница из американского фильма, снятого в качестве демонстрации гендерного равенства. По мнению Голливуда женщины не должны уступать мужчинам и в таких делах.

Ренийка внимательным взглядом обвела зал трактира. Шум голосов стал стихать и десятки взгляд уставились на необычную гостью. Она приосанилась и задрала подбородок…

Последнее я домыслил. Никто не обратил на ренийку ни малейшего внимания. Веселье у папы Крума достигло той стадии, когда собутыльники видят только самых себя, а так же то, что льется в их кружки. Женщинами они заинтересуются потом. Ренийку, похоже, это обидело. Она передернула плечами и направилась к моему столу. Куда ж еще? Свободных мест у папы Крума сегодня не имелось, а ко мне местные не подсаживаются — жизнь дорога. Ренийка, однако, была не из местных. Я торопливо опустил взор и приник к кружке. Занят я, не видно?

— Могу я присесть?

От удивления я поперхнулся. Вежливая ренийка? Это где? Я поднял взгляд. Она смотрела почтительно, насмешки в глазах не просматривалось. Надо же!

— Располагайтесь! — нехотя сказал я.

Ренийка плюхнулась на лавку и стащила шляпу. Копна иссиня черных волос вывалилась ей на плечи и заструилась по плечам, мгновенно закрыв их, как уши. Уши, конечно, в первую очередь. Гостья пристроила шляпу рядом с собой и уставилась на меня. Некоторое время мы молча разглядывали друг друга. На вид ей было лет двадцать. Овальное, смуглое лицо, острый подбородок, миндалевидный разрез глаз. Чуть заметный, впрочем. Глаза не антрацитового, как обычно у ренийцев, а опалового цвета, редкого голубовато-зеленого оттенка. Ресницы длинные и густые. Общее впечатление портил только нос. Длинный, тонкий, с четко выраженной горбинкой он явно предназначался для другого лица, но по чьей-то прихоти попал на этот. Шутка богов. У коренных ренийцев носы похожи на пуговки, торчащие из пухлых щек.

— Скажите, почтенный… — начала гостья.

— Гро, — сказал я. — Меня зовут Гро.

— Почтенный Гро. Здесь можно поесть?

— Разумеется, — кивнул я. — Но я бы не рекомендовал.

— Почему?

— Отравление несвежей пищей и вызванное ею несварение желудка или понос, — стал перечислить я. — Это в лучшем случае. Возможен заворот кишок, а он плохо лечится. Исход обычно летальный.

— Не слушайте, его почтенная! — Крум возник, словно материализовавшись. — Старина Гро любит шутить. У нас замечательная кухня. Могу рекомендовать запеченного в овощах тирха или лопатку стикуля в соусе из свежих фиолей. Пальчики оближите!

— Этот тирх подыхал от старости, а перед этим долго болел, — сказал я. — Забился в угол, чтобы тихо умереть, но его вытащили, забили и бросили на жаровню. А на стикуле возили воду, пока не откинул копыта. Этой лопаткой только гвозди забивать.

— Мэтр! — укоризненно сказал Крум.

Брови ренийки взлетели вверх. Ну, да! Где балахон и дурацкая шапочка, которые Корпорация рекомендует носить тем, кто состоит в ее рядах? Только мы не состоим.

— Вот что, Крум, — сказал я, — принеси ей еды из моего котла. Похлебка, расстегай и кружка сидра. Остались?

Трактирщик кивнул.

— Перед этим — умыться. И побыстрей! Человек проголодался.

Крум сморщился, услыхав «человек», но возражать не стал. Ренийка или нет, но она клиент и, судя по одежде, не бедный. К тому же у Мерсии с Ренией сейчас мир. Крум исчез, а ренийка уставилась на меня.

— Вы маг?

— Лекарь.

— Не ожидала, что в Ремсе…

— Здесь есть гарнизон, которому положен лекарь, — пояснил я.

— Не во всех в городах есть маги, — покачала головой ренийка. — Даже в крупных.

— Значит, Ремсу повезло, — буркнул я.

Она притихла, но ненадолго.

— Меня зовут Ноэль, — сказала тихо.

Я мысленно хмыкнул. Ну, да! Как еще могли назвать это чудо со шнобелем? Именем богини красоты и никак иначе. Тем временем служанка принесла тазик с теплой водой. У Крума это не принято, но я не люблю, когда за столом едят грязными руками. Ренийка достала из сумки полотенце, смочила его в тазу и аккуратно протерла лицо. Затем вымыла руки и осушила их тем же полотенцем. На предложенное служанкой даже не глянула. Правильно. У Крума этими полотенцами полы моют, по крайней мере, вид у них соответствующий. Покончив с гигиеническими процедурами, Ноэль села прямо и вновь уставилась на меня. Служанка унесла таз и вернулась с глиняной миской, на которой курился пар. Поставив ее перед ренийкой, достала ложку. Ноэль забрала ее, рассмотрела, после чего протерла тем же полотенцем. Я одобрительно кивнул. Появившийся следом Крум принес кружку с сидром и кувшин, из которого щедро плеснул в миску.

— Это что? — спросила Ноэль, глянув в миску.

— Снятое молоко, — пояснил Крум. — Для вкуса.

Ренийка глянула на меня.

— Кушайте! — сказал я — Это здоровая пища. Бульон на косточке, овощи и снятое молоко. Там, откуда я родом, это зовут «борщ».

— Бо-орсч, — попыталась выговорить ренийка.

— Есть это вкуснее, чем произносить, — улыбнулся я. — А вот и расстегай!

Служанка поставила на стол тарелку с пирогом. Ноэль цапнула его, поднесла носу и вдохнула запах. Через мгновение она впилась в расстегай зубками.

— С борщом вкуснее, — подсказал я.

Поколебавшись, она зачерпнула ложкой и поднесла ко рту. Мне показалось, что ее замечательный нос удлинился, дабы уловить запахи, и, видимо, дал «добро». Содержимое ложки исчезло во рту. Спустя миг послышалось одобрительное гмыканье, и ложка нырнула в миску. Я приложился к кружке. Крепленый сидр щипнул язык, и провалился в горло, согрев желудок. Хорошо! Для меня Крум крепит сидр водкой, которую я гоню сам. Сивухой, которую делают в Ремсе, только клопов травить.

Ренийка добила борщ быстрее, чем я сидр. Достав кинжал левой рукой, она срезала мясо с кости, бывшей в борще, ложкой забросила его в рот и закусила кусочком пирога, видимо, оставленным для такого случая. Затем отхлебнула из кружки и сыто улыбнулась.

— Благодарю вас, мэтр!

— Не за что, — сказал я.

— Могу я еще спросить?