Пашка явился утром и, увидев мою кислую мину, язвительно спросил:

— Че, худеешь?

— Угу, — уныло ответила я.

— Ленка, тощая корова — не газель!

— Пашик, — посмотрела на него убийственным взглядом. — Брысь с моих глаз!

— Неа. Я только в гости пришел. Кстати, с самым рассветом, рассказать, что солнце встало…

— Чего там встало? — язвительно поинтересовалась, прищурив глаз.

— Солнце! Погодка вообще супер! Поехали на пруд?

— Не, — покачала головой. — У меня купальника нет.

— Был же!

— Сплыл же! — огрызнулась. — Не трави душу!

Продолжать ехидничать не стал — знал, что иначе могу выставить восвояси. Я девушка гордая, иногда и вредная, если не с той ноги встала.

— А нормальный тот — голубенький был, — Пашка плотоядно покосился на мою грудь.

— Я в него не лезу, — пожаловалась и состроила печальку. — И вообще, не смотри так. Мы друзья. Не порть ту светлую дружбу, что между нами есть!

С моей стороны это, конечно, было ехидством. Я Пашке нравилась, но не спешила становиться его девушкой и переводить отношения на новый уровень. Он классный, добрый, веселый, но, блин, маленький, худенький и ушастый. Одним словом — не прЫнс.

— Давай другой купим, — тут же предложил он.

— Я в тот влезть хочу, — вздохнула и снова прищурилась, прочитав в Пашкиных глазах замечание, что быстрее лето закончится, чем я влезу в тот. Нее, я не толстая, просто пышная и упрямая. — Всего-то неделя, и вуяля!

Пашка дожевал пирожок, что испекла маман, допил чай и шустренько отбыл.

Зная его, я была уверена, что скоро с чем-нибудь вернется. Допускала даже, что с подарочной картой, чтобы могла выбрать новый купальник, однако каково было удивление, когда паршивец вернулся с тортом и большой тонкой коробкой.

— Это тебе! — вручил и довольно улыбнулся.

Косясь на него, открыла коробку…

— Пашка! Ну, ты вражина! — и повисла у него на шее. Умеет же поднять настроение.

А потом мы под споры всей моей семьи выбирали место для Кустодивской «Красавицы с зеркалом», ели торт и сладкие пирожки, а лишь потом я таки дала согласие поехать на пруд.

Вернулись поздно вечером. Я была счастливая, довольная и с красной мордочкой. И если бы не наступавший понедельник — моему счастью не было бы предела.

Но это было вчера. А сегодня проснулась и как увидела отражение в зеркале — дар речь потеряла. Красное опухшее лицо, отеки под глазами — та еще красотка.

«Это все из-за тебя, Пашка-зараза!»

Но работу не отложишь, поэтому вздохнула, поклялась себе, что сегодня уж точно буду держать диету, и бросилась собираться.

Магазинчик, в котором работаю, находится почти рядом, поэтому дошла пешком. Девчонки из соседних отделов уже были на месте. Поздоровалась с ними, перекинулась парой шуток по поводу моего вида и принялась выносить пустые коробки, перебирать помидоры, ягоды… Да, торговать овощами — не самая романтичная профессия, но мне нравилась. Справившись, села на стульчик, вытянула ноги и, прихлебывая чай, стала ждать первых покупателей.

Неожиданное головокружение заставило откинуться к стене.

— Блин, с чего бы? — испугалась. — Уж точно не от голода! — попыталась отшутиться, но страх не отпускал.

Поставила чашку и отправилась в подсобку, чтобы в сумочке найти таблетки. Круговерть перед глазами усилилась, и до того стало страшно, что я жалобно пропищала:

— Мама! — и стала падать… Боли не почувствовала.

*****

— Меркрас! Что это за уродина?! — раздался противный женский голос над самым ухом. — Я заплатила золотом, чтобы ты вернул падчерицу! А это кто?!

— Миледи, я выполнял вашу просьбу. Чей портрет показали, ту и нашел. И не моя вина, что ваша падчерица, эээ, отличается особенной красотой.

— Меркрас! — зарычала женщина. — Верни деньги! Иначе я донесу Совету Праведных!

— А я тоже донесу, что вы падчерицу… — мужской голос внезапно перешел на шепот. — Вы сказали, что она пропала вчера, но это ложь! И судя по всему, той Кризель уже… — шепот был настолько тихим, что я ничего не расслышала.

— Неправда!

— Попробуйте доказать, леди Аурила! С вашим характером…

— А с твоей-то компетентностью…

Атмосфера накалялась, но я продолжала лежать на холодном каменном полу и не желала открывать глаза, потому что разговор этих двоих мне не нравился. Интуиция кричала, что такие противные голоса у хороших людей не бывают. Однако внезапно по закону подлости в носу засвербело, и я чихнула, напугав ссорящихся. Воцарилась тишина. Пришлось открыть глаза.

— Ох…ть! — выдала я, увидев комнату с резной мебелью, огромной картиной и вазочками с цветами… Подобные бывают только в музеях.

Я молча озиралась, а тощая, высокая женщина со страусиным пером в прическе, платье с корсетом и мужчина средних лет с бакенбардами, одетый тоже странно, разглядывали меня.

— Я сплю? — тихо прошептала.

— Нет, леди Кризель, — улыбнулся голубоглазый незнакомец и поклонился. Из-за мужского плеча показался копна черных волос, перевязанных темно-зеленой ленточкой.

«Леди Кризель?!» — у меня вытянулось лицо. А еще вспомнились слова про уродину…

— Сама уродина! — брякнула я, уверенная, что в моем сне — мои правила, и я могу делать все, что пожелаю. — И вообще, если такая тощая — значит, у тебя глисты!

Лицо мымры вытянулось.

— Что? — промямлила она и посмотрела на собеседника. — Что она сказала?!

— Что слышала, — продолжала дерзить я. Но тут женщина подлетела ко мне да как замахнется! От оглушительной пощечины, обжегшей лицо, мне стало так больно, обидно…

«Ничего себе сон!» — поразилась я и в ответ стукнула ее…

Далее сновидение перенесло меня в камеру. Потные лапищи слуг казались такими реалистичными, что от тревоги сердце заходилось. И щека горела. Поскорей бы проснуться.

Я лежала, запертая в серой, убогой комнатушке, где кроме ветхой, скрипящей кровати и малюсенького столика ничего не было.

— Так, просыпаюсь! — требовательно произнесла я, и за дверью раздался приглушенный хохот.

«Подглядывают сволочи!» — в душе все кипело. Хоть и сон, но задевало.

— Выпустите меня! — закричала и, подбежав к двери, принялась пинать, но бестолку.

Утром, голодная, злая и выспавшаяся, заподозрила, я что лежу в дурке, и мне колят что-то, от чего снятся необычно яркие сны. Живот урчал, хотелось есть, пить, однако лишь к обеду, когда солнце давно находилось в зените, дверь отворилась и вошла служанка в темно-синем платье и белом чепце.