Я шла по темному лесу. Дорога вилась междумокрыми стволами деревьев, потом резко свернула влево, и перед глазамипредстало довольно большое сельское кладбище. Выглянувшая на мгновение из-затуч тусклая луна выхватила из темноты старые надгробия и кресты. Железныеворота под напором ветра издавали пронзительный скрип.

Я слегка замедлила шаг, чувствуя, как холодокпобежал по позвоночнику. Но делать нечего – придется двигаться вперед. Сталосовсем темно, ноги разъезжались на глинистой почве, где-то вдалеке заухаласова. Я шла ни жива ни мертва от ужаса.

– Даша, – донеслось откуда-то из-подземли, – Дашутка, иди сюда.

Почти потеряв рассудок, я двинулась на зов.

– Сюда, сюда, – звал голос, –скорей, ко мне.

Наконец, с трудом вытаскивая из липкой грязиступни, я добралась до свежевырытой ямы, чьей-то будущей могилы, и заглянулавнутрь.

На дне в луже лежал мой бывший муж МаксимПолянский, почему-то одетый в женский сарафан.

– Дарья, помоги, – прошелестел он истал тянуть вверх руки.

Оцепенев, я наблюдала, как его предплечьяудлиняются, удлиняются и ладонь подбирается к краю могилы…

Ледяная жуть сковала сердце, ноги начали мелкодрожать, из груди вырвался нечеловеческий вопль.

Вдруг все исчезло, и я услышала легкоеповизгивание, потом приятная теплая тряпочка пробежала по лицу. Глазаоткрылись, тело само собой село в кровати.

На постели, отчаянно вертя хвостом, ерзалпит-бультерьер Банди. Очевидно, услышав, что хозяйка орет во сне дурниной, песвскочил на кровать и принялся лизать мне лицо.

– Спасибо, милый, – пробормоталая, – надо же, какой кошмар приснился!

Будильник показывал ровно восемь утра, по моимпонятиям – несусветная рань. Открыв тумбочку, я нашарила любимые «Голуаз» и сопаской закурила. И сын, и дочь, и невестка категорически запрещают дымить впостели. Но моя спальня расположена в правом крыле второго этажа нашего дома, аих комнаты – в левом. Авось не унюхают. И притом, надо же успокоиться, экаячушь привиделась.

Я вылезла из-под тепленького пухового одеяла иподошла к окну. Наш сад цвел буйным июньским цветом. На небе ни облачка,солнышко уже припекает. День обещает быть чудесным.

Но страшный сон не выходил из головы.Совершенно не верю во всякую чепуху типа предчувствий, но мне никогда ничего неснится. Тем более Максим.

Полянский был вторым в череде моих четверыхмужей, и прожили мы всего ничего – около двух лет. В то далекое время Максимпоходил на молодого Есенина – белокурый, с ясной улыбкой. Характером Максобладал замечательным. Никогда не сердился, ел все подряд, не обращал вниманияна отсутствие чистых рубашек и носков, не пил и практически всегда находился вхорошем настроении. Жить бы нам да радоваться, но и на солнце обнаруживаютсяпятна. У Максима их оказалось два – патологическая, невероятная любовь кдамскому полу и дорогая мама Нина Андреевна.

Возможно, я когда-нибудь и смогла быпривыкнуть к бесконечной череде постоянно меняющихся любовниц! Хотя появлениемужа около часу ночи с виновато бегающими глазами не радовало.

– Дусик, – раскаивался супруг, целуяменя в лоб, – Дусик, люблю тебя больше всех, а это так, для вдохновения.

И он быстренько бежал в ванную, распространяязапах чужих духов. Беда состояла в том, что Макс походил на Есенина не тольковнешне, муж тоже пописывал стишки и даже выпустил небольшой сборничек. Поэтическаянатура требовала постоянной подпитки, отсюда – бесконечные романы и любовныеприключения.

Но если с батальонами дам сердца еще можнобыло примириться, то любимая свекровь – это то, перед чем я спасовала.

Забыть ее первый визит ко мне в гости невозможно.Обитала я тогда в Медведкове, в двухкомнатной «распашонке», скухней-«мыльницей».

Нина Андреевна сняла сапоги, протянула Максупальто и радостно сказала будущей невестке:

– Как у вас мило! Мне нравится, когдалюди не гоняются за красотой и уютом, не делают фетиша из домашнего хозяйства,а просто живут, как живется.

Я вздрогнула. Накануне три часа драила«хрущобу», чтобы понравиться предполагаемой свекрови. Нина Андреевна присела кстолу и принялась расхваливать угощение:

– Тортик! Великолепно, давно не еланичего готового. Просто надоело: как придешь куда-нибудь, все домашнееподсовывают – пирожки, кулебяки… А у вас покупное, чудесно! Правильно, деточка,нечего с молодых ногтей в домохозяйку превращаться.

– Но, мама, – завел Макс.

– Замолчи, замолчи, – велеласвекровушка. – Не позволю обижать Дашу, всегда стану на ее сторону, дажеесли она и чуть-чуть не права.

Вот так! После свадьбы я с маленьким сыномАркадием переселилась в необъятные генеральские хоромы на улице Воронова.Потекла семейная жизнь, закончившаяся через два года нашим с Кешкой поспешнымбегством назад, в Медведково.

Улепетывали в одиннадцать ночи, пользуясь тем,что Нина Андреевна легла спать, а Макс загулял с очередной дамой. У меня вруках покачивался чемоданчик с немудреными вещичками, Кешка, отдуваясь, тащил вкорзинке огромного и тяжеленного кота Себастьяна. Мы не претендовали ни накакое совместно нажитое имущество, польстились только на кота.

Потом Нина Андреевна несколько месяцев звониламне, призывая вернуться. Но Макс вскоре женился на Люське, и общениепрекратилось. Правда, бывший супруг никогда не забывает поздравить меня с Новымгодом, днем рождения и 8 Марта. На самом деле он милый, но общаться с ним лучшеиздалека, в качестве подруги, а не жены.

Я завернулась в халат и пошлепала на первыйэтаж в столовую. Сколько же лет прошло со дня развода с Полянским? Страшносказать! Так долго не живут! И за это время с нами со всеми произошло многоудивительных метаморфоз.