Якуб Джураевич Ходжаев

Ущелье Спящего Дракона

Бабушкин пограничник и последние известия

Звонок был трамвайным. Его подарили бабушке бывшие сослуживцы в день юбилея, когда ей исполнилось шестьдесят лет. На другой же день бабушка привела из ЖЭКа электрика, добродушного старичка пенсионного возраста. Для контрольной проверки электрик сунул два оголенных провода в розетку. Звонок взревел, задергался, как пойманный зверек. Ошарашенный монтер чуть было не уронил звонок. Он отпрянул от розетки, в недоумении уставился на бабушку.

— Зачем это вам, Халида-апа? Даже для глухонемых… громко. Разве только мышей пугать… Может, я вам «соловья» поставлю? Он для нервов лучше… А с этим агрегатом психом станешь…

Бабушка терпеливо дослушала электрика, старательно взбивая крем для торта, потом спокойно сказала:

— С этим «агрегатом», как ты его называешь, я проработала сорок лет. Такой звонок для меня лучше всякой психотерапии. Его трели напоминают мне о моей «трамвайной» юности. Вот так-то, добрый человек.

— Разве кроме вас здесь никто не проживает? — мягко урезонил электрик.

Бабушка перестала болтать мешалкой. Лицо ее озарилось добрым светом:

— Пока одна. С часу на час жду — внук из армии возвращается. Пограничник. Так что не волнуйтесь за его здоровье.

— Ну, если пограничник, — не глядя на бабушку, ответил электрик. Он уже стоял на табуретке, вы сматривая для звонка местечко над дверью.

Уходя, трешку за работу не взял, посоветовал бабушке купить на эти деньги валерьянки на случай, если звонок кого-нибудь из гостей до сердечного приступа доведет.

Соседи и друзья, позвонив по одному разу, в следующие визиты предпочитали стучаться в дверь. По этой причине уже через месяц после установки феноменального звонка можно было отличить своих от случайных посетителей.

Дня через два, в восьмом часу утра, новый звонок отрывисто прогремел, словно упавшая на паркет стопка тарелок. Через мгновение зашелся так, что с потолка шмякнулся кусок штукатурки, — и уже не отключался до тех пор, пока хозяйка не отомкнула входную дверь. Так звонят друг другу соседи в экстремальных ситуациях — во время пожара или если кому-то в доме требуется срочная медицинская помощь. Казалось, кнопка провалилась внутрь, заклинилась.

Но и этот потрясающий звон, от которого слетела с гвоздя рамка с фотографией бабушки, где она изображена в кабине трамвая, выезжающего из парка, не вывел ее из себя. В противном случае пришлось бы признать комплекс упражнений по системе йогов несостоятельным. Именно в эту минуту бабушка заканчивала заключительное упражнение — «Поклонение солнцу». Бабушка неторопливо подошла к двери, хладнокровно оттянула задвижку английского замка.

За порогом стоял Вундергай в форме сержанта пограничной службы, с рюкзаком за спиной и двумя спортивными сумками в руках.

Бабушка ухватилась за ручки сумок и потянула внука в комнату, затем чмокнула в щеку, словно внук не из армии вернулся, а из школы.

Вундергай осторожно спустил на пол сумки, не снимая рюкзака, обнял бабушку. Она ощутила приятный холодок нагрудных значков на новеньком кителе внука. Выглядел он браво. Форма сидела ладно, пожалуй, даже щеголевато. Бабушка легонько отступила, оглядев внука от сапог до зеленой фуражки, и одобрительно отметила.

— Хорош, ничего не скажешь, как зеленый лучок с огорода. Ну, как тебе звонок, понравился?

— Это разве звонок? Комариный писк. Знал бы, приволок с границы списанную сирену.

Аккуратно положив фуражку на верхнюю полочку вешалки, Вундергай присел на мягкий стульчик возле телефонного столика и принялся стягивать сапоги.

— А я, между прочим, прихватил для тебя полдюжины целебных закарпатских сюрпризов. Дары природы. Сплошное удовольствие. Душа твоя замлеет, лет двести будешь благодарить.

Бабушка вздохнула и покачала головой.

— Можешь не расшифровывать свой выразительный вздох, бабуля. — Вундергай сунул ноги в шлепки — они все два года терпеливо дожидались его на привычном месте, снял с вешалки махровый халат. — Ты сожалеешь, что характер и походка твоего неповторимого внука, а также голос и тон нисколько не изменились, за исключением завидных физических данных. Еще ты хотела сказать, что знала заранее о моем прибытии, и что стол накрыт, и ты вся, вплоть до твоих новых фарфоровых зубов, вооружена новостями. Так, родимая?

— Удивляюсь, как такого болтуна командир терпел? — сказала бабушка.

Вундергай хмыкнул:

— Да меня даже зубры в пуще уважали, я уж не говорю о медведях и кабанах. Кстати, ты разве не получала благодарности за мою образцовую службу?

— Благодарность? От кого? От зубров, что ли? Не получала…

— Один ноль в твою пользу, бабуля, — рассмеялся Вундергай. — До скорой встречи за столом. Я готов с дороги проглотить даже зажаренного мамонта… — С этими словами он скрылся в комнате.

Прошло не более получаса. Вундергай уже сидел за праздничным столом на своем привычном месте — между холодильником и окном напротив телевизора. Уютно запахнувшись в махрово-полосатый халат, он окинул жадным взором накрытый стол.

— Молодчина, бабуля, постаралась. Можешь не приглашать гостей. Я уверен, что со всеми блюдами справлюсь один.

— Какие еще гости, — удивилась бабушка. — Кстати, я и не заметила твоего отсутствия. Без тебя хватало всяких хлопот, у меня каждый час расписан. Если б не письма, так бы и думала, что ты где-то рядом крутишься…

— Как там предки мои, на раскопках? — спросил Вундергай, в считанные секунды избавив от плова половину лягана.

— Как всегда, довольны тобой, гордятся и советуют сразу же после армии насчет института подумать.

— Не получается у них оседлая жизнь, — усмехнулся Вундергай, пропустив мимо ушей слова про институт.

— Все разговоры. Разве они расстанутся со своими черепками… Пока все курганы не перекопают, не уймутся. Археологи — они как кроты, только культурные кроты — на свет чаще выбираются.

Вундергай отправил в рог несколько перышек зеленого лука.

— Давай хронику, бабуля. Что новенького на родном гулистанском массиве? Какие индивидуумы справлялись обо мне?

Бабушка отхлебнула из пиалы, задумалась.

— Да все прежние. Бабашкин проходу не давал. Мамура спрашивала…

— И все?

— Все, да не все. Хадича твоя заходила. У этой красавицы к тебе какое-то дело важное.

— Ладно, в рабочем порядке разберемся. А как поживает инспектор Али? Я не получил от него ответа на последнее письмо.

Бабушка печально вздохнула.

— Нет больше у нас инспектора Али…

Вундергай перестал жевать, осторожно положил ложку на стол, даже привстал.

— Что с ним?..

— Такого участкового потеряли…

— Не терзай, бабуля!

— Повысили твоего наставника. Он теперь, говорят, в угрозыске…

— Ух, бабуля, и перепугала ты меня. — Вундергай снова опустился на стул и задумался. — А действительно жаль.