Тимофей Алёшкин, Фарит Ахмеджанов

Ростки на могилах

Купец и Демон

Как же так выходит? Был человек добрым великаном, а стал сердитый коротыш. Новеллий помнил дядю Дуннотала большим, улыбчивым, внимательным. Дядя приходил к племяннику ещё когда тот жил с мамой и тётями, играл с ним, учил, рассказывал про всё на свете, отвечал на любые вопросы. Он был для мальчика самым главным, самым любимым взрослым.

Когда Дуннотал явился через двадцать лет, дядю Новеллий, конечно, узнал — глазами, умом. Но не сердцем. Ничего общего с тем мудрым гигантом не было у этого нудного чудика. И зачем только он сказал ему про свой новый дар? Теперь приходилось идти и, Дит его побери, внимать.

— Это похоже на разницу между слушать и слышать. Слушать — значит воспринимать все звуки, что тебя окружают. Голоса, плеск, шум, треск, рычание и визг, гром и шорох.

Слышать — значит понимать, что скрывается за этими звуками. Начинающийся или заканчивающийся дождь, крадущийся зверь, переживания молодой жены, об этом и еще о многом мы узнаем благодаря этой способности слышать.

Слушать мы все умеем с самого рождения, а слышать учимся потом всю жизнь. С разным успехом — некоторые на всю жизнь остаются глухими!

Тебе дан великий дар…

— Хватит уже, может быть? — Новеллий вздохнул. С неба лилось, ноги вязли в грязи и пафосные речи спутника совсем не придавали сил.

— Что хватит! Что хватит! Ты…

— Дядя… то есть Тертиу, — «Тертиу, Тертиу, — повторил он про себя. — Не дядя, не Дуннотал, а Тертиу, мой слуга-васс», — ты это говорил уже. Сто раз. Могу сам тебе всё повторить. Только и ты меня услышь, ну? Не так это всё у меня! Не. Так. Ничего я не слышу. То есть, слышу, но… а, погоди, касаю, вот! Трогаю! Совсем другое, не то, что ты говоришь! И все твои уроки — мимо. Толку нет, понимаешь?

— Нет же, ты не слушаешь! Я учу тебя самым общим правилам, они применимы во всех случаях. Какая разница, как ты воспринимаешь духов?

Новеллий осторожно тронул рукой грудь. Для всех остальных на его шее висело простое колечко, немудрящее украшение на медной цепочке. На деле же это было… Ухо? Нет, наверное, не ухо. И не глаз. Может быть, палец, да. Последнее сравнение было самым удачным.

Он чувствовал демонов. Ощущал, словно бы касался. Здесь, в Галлии их было много. Они были разные. Мягкие и твердые, скользящие легко и продирающиеся с трудом, большие и маленькие, сильные и не очень. Разные. Только добрых не было.

Он ненавидел их всех. И опасался.

Когда Новеллий только получил кольцо, надел его на палец и в первый раз почувствовал перед собой что-то текучее, неуловимое, живое, он удивился и обрадовался, потянулся, хотел потрогать, погладить, но оно, существо, тут же атаковало, ударило волной страха, паники, охватившей ум и тело, он затрясся, заорал и даже обмочился, а существо исчезло.

Это был демон, один из бесчисленных духов, богов и божков, населявших Галлию. И все они хотели зла чужакам, римлянам, а значит, и ему, Новеллию, тоже. Именно демоны подняли галлов на новое восстание. Они требовали принести в жертву всех иноземцев, они сами убивали легионеров, сводили с ума, наводили морок и сон, путали и пугали. Самые мелкие и слабые просто щипались и не давали спать.

В прошлом году вторая галльская война окончилась, солдатам объявили, что все племена вместе с их богами вновь приведены к покорности Республике, так что большинство римлян демоны теперь не беспокоили. Но не Новеллия. Он-то знал, что все эти демоны никуда не ушли, они всё так же опасны и, быть может, только и ждут, чтобы начать всё снова.

Он бы с радостью вернулся назад, в то время, когда духи — он про себя называл их «черви» — были для него только байками жрецов или статуями в храмах, а не сновали рядом, поминутно его задевая. То ли дело в Италии — там духи были совсем другими: спокойными, тёплыми на ощупь, даже ласковыми.

Сразу после отставки Марк сдал центуриону оружие и доспехи, получил расчёт и по пути в таверну набрался духу и закинул кольцо в придорожную канаву. И бегом вернулся за ним через час, радуясь, что канава — не болото. Без кольца он остался будто голым и слепым посреди дикого леса. А с кольцом он был не только зрячим, но и кое-что мог — научился, пока воевал. «Черви» были нрава буйного, но кое-чего боялись, их можно было спугнуть — собственными гневом или злостью. Пугать они любили, но и сами пугались легко.

Да и некоторые дядины советы, если честно, были не совсем бесполезны, хоть и работали совсем не так, как тот говорил.

Нет, в Италию он от червей не побежит. Галлия — его страна, здесь он заведёт своё дело, поставит дом, найдёт жену, продолжит род и будет жить как свободный человек, как живут римляне. И ни одна демонская тварь ему не помешает.

— Посмотрим, кто кого выживет, — сказал он червям сквозь зубы.

— Что? — удивился дядя. — Причём здесь выживет? Если правильно поприветствовать духа, он ответит тебе!

Новеллий ещё раз похвалил себя, что не сказал дяде про кольцо. Да, про дар он говорил, но дядя думает, что племянник сам по себе такой особенный. Кто знает, что бы он сделал, узнав, что дело не в человеке, а в вещи? У друидов много странных законов насчёт духов и колдовства, а наказание за их нарушение— почти всегда смерть. Нет уж, кольцо Новеллий не покажет, и не отдаст, а дядя пускай думает и говорит, что хочет.

Дорога подкатилась к городу, пошла мимо шалашей, времянок и загонов для скотины, сменившихся вскоре крепкими домами и заборами, из-за которых на путников поглядывали местные, и Дуннотал — Тертиу — наконец, умолк. Для всех здесь он был молчаливым и услужливым слугой Новеллия. Высокий, еще крепкий, с длинной седой бородой, он вызывал безотчетное доверие у хозяев гостиниц и крестьян на хуторах. Это удобно, когда приходится много путешествовать.

Олина — когда-то поместье знатного рода Сегомара, после первой войны Цезаря превратилось в немаленький, по галльской мерке, город. Столицу пага верубриев сожгли и разграбили римляне, запретив восстанавливать городские стены. Время было неспокойное, и Сегомар Старый пообещал принять у себя в усадьбе и защитить всех, кто придёт под его