Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новеллий не раз и не два спрашивал — что ж это за важные дела, и какое ему в них место уготовлено — да дядя всегда от ответа увиливал. Но сейчас это не было важным.
— Ну, так уходи, — легко сказал он.
— А ты?
— А я останусь, — Новеллий поднялся с пола и начал стягивать тунику через голову, — Помогу им без драки обойтись.
Дядя аж затрясся.
— Ты не понимаешь! — зачастил он. — Марк… Петрокорий! Сынок! Именем твоего отца прошу тебя! Заклинаю! Уйдём! Не можешь ты здесь погибнуть! Ты… боги… — его речь превратилась в совсем невнятное бормотание, чуть ли не пение, смотрел при этом Дуннотал на племянника очень пристально, и руками начал эдак странно поваживать.
Новеллий зачем-то прислушивался, пытаясь разобрать дядины не то речи, не то уже пение, и вдруг поймал себя на том, что улыбается до ушей, а руки сами поднимаются, чтобы надеть тунику обратно. Он резко прикусил изнутри щёку, так, что аж хрюкнул от боли. Тотчас ощутил, что тело вновь слушается, запустил в Дуннотала скомканной туникой и быстро прошлёпал мокрыми ногами к двери, подальше от хитрых песенок.
— Вот не надо этого, дядя, — сказал Марк строго. — Сам же меня учил! Уйди, раз у тебя дело, а я остаюсь, мои дела в Олине.
Дуннотал глядел укоризненно. «Да он, похоже, не ученика ищет. А может, и не прячется. Во что-то другое он играет, то ли со мной, то ли на меня. А раз так, и я с ним сыграю», — решил Новеллий и заревел, как олень в течке:
— Да к Орку вас с вашими мутными делами и богами болотными! Сколько людей за них полегло — и что? Выгнали Рим? Нет, и не выгоните никогда, хоть ты обделайся своих дел! И я не уйду! Это моя страна, от каждого вонючего червя я с тобой бегать не буду!
Почтине играл — так разозлился на дядю.
— Да что ты делать-то собираешься! — вскричал тот.
— Одного Зверя убил, и этого положу! Сам, один! Дела у него! Наплодили уродов — и бежать, — уже успокаиваясь, продолжал он. — Помог бы лучше убрать за вами.
— Да как тут поможешь, кому, когда? Они же завтра друг в друга вцепятся! — дядя уже торговался, пора было наносить последний удар.
— Вот ты их и убеди не вцепляться. Друидов ведь тут нет?
Дуннотал побледнел.
— Ты же знаешь, я… я не могу.
— А это мы решим. Ты как, уходишь, или со мной?
Дядя горестно кивнул.
* * *
Новеллий, закутавшись в плащ с капюшоном, осторожно, почти наощупь пробирался в сторону трибунова дома, ориентируясь по отблескам света на чёрной глади уличных луж. Уж конечно, после того, что случилось днём, ночную стражу римляне утроили, и костры вокруг своих домов разожгли.
Ни с того ни с сего по спине пробежал холодок, и волосы на затылке под капюшоном плаща как будто кто-то потрогал. Новеллий, не оборачиваясь, сурово нахмурил брови и даже совсем тихонечко зарычал, специально ещё припомнив, что говорил про отца давешний забияка Варий. Прикосновение ослабло, истаяло. Ночных духов обычно привлекал страх, а вот гнев они не любили. Небось, такого в ваших друидских поучениях, дядя, и близко нет, подумал Новеллий, очень довольный собой.
К часовым Марк постарался подойти как можно медленнее, даже руки вверх поднял на всякий случай. К счастью, один из солдат видел его с трибуном, он и повёл Новеллия в дом. Там Марк с провожатым еле протиснулись к лестнице на второй этаж, легионеры под оружием были везде: стояли, сидели на скамьях и даже на полу. Некоторые кемарили, привалившись к стенам.
У входа в спальню Лурия Марка тщательно обыскали, ничего не нашли и на всякий случай отобрали пояс и плащ.
Новеллий, в одной тунике, шагнул через порог и невольно поёжился. Угли в железной жаровне у двери, от которых днём здесь было не продохнуть, превратились в пепел. А трибун, сидевший в кресле посреди комнаты, холода и не замечал — щурясь, сведя брови аж к переносице и шевеля губами читал письмо на восковой табличке. Новеллий кашлянул и поздоровался. Лурий поднял глаз на Новеллия, моргнул и почти улыбнулся.
— И тебе привет. Доложили, что ты что-то знаешь? — спросил он, бросив табличку прямо на пол.
— Кое-что знаю. Но прошу, расскажи сперва, что сказал Сегомар.
— Сегомар… да хрень одну! Я ему — твои или нет? Он — кто-то из моих, но кто — не знаю. И боги, говорит, замешаны. Да я сам вижу, что колдовство. Или собаки их заколдованные, или эти полузвери проклятые, да ты знаешь. Что делать будешь, спрашиваю. Завтра, говорит, скажу. Вот и всё. Я со своими до ночи совещался. Ничего не придумали, только людей под оружием держать. Стены удержать моих не хватит, будем здесь отбиваться. Вот, жду теперь до завтра.
— Да ты сядь, хочешь — вон, выпей, я не трогал, — Лурий ногой двинул к Марку столик с полной до краёв чашей, вино от толчка плеснуло на стол.
Видно, трибун был не из тех, кто в трудном деле ищет совета у Бахуса. Зато он почти опустошил большое блюдо с сушёным инжиром, и его-то гостю не предложил.
Новеллий отпил вина и осторожно начал:
— Я не просто в разведчиках служил. Меня и против друидов посылали. И кое-чему научили. Так вот, сегодня я почувствовал, что в городе Зверь. Так галлы их называют.
— В самом городе?! — Лурий привстал. — Это точно? Тревогу трубить?
— Я думаю, не нужно, — Марк отпил ещё вина, демонстрируя спокойствие. Трибун чуть расслабился и присел на самый край стула, выжидательно глядя на Марка.
— В городе тихо, все спят. И так быстро он опять не нападёт, день-два не сможет превращаться, — если честно, в последнем Новеллий был совсем не уверен. Даже дядя не смог сказать ничего определённого. Все Звери вели себя по-разному, но вот этого Новеллий говорить не собирался.
— И что делать? — глухо спросил Лурий. — Как искать его? Или уходить? Что посоветуешь?
Новеллий пожал плечами.
— От Зверя вы и ускоренным маршем не уйдёте, он может гнаться днём и ночью. А если останетесь, искать его я помогу.
— Да я и так убегать не собираюсь. Но что делать-то? Ты его сможешь отыскать в человеческом обличье? Их так, говорят,