Lick it once,

Lick it twice,

C’mon put that shit on ice!

«Memphis Bells», The Prodigy

Десять минут назад мне всё было понятно. Куда мы идем, что ищем, ради чего я во всё это ввязался, какие люди рядом со мной. Но за эти десять минут многое изменилось, ребята. Жизнь, мать твою, встала с ног на голову.

Или это она раньше, стерва такая, стояла на голове, а потом вдруг утомилась и решила, что ноги наотдыхались и пора бы им поработать?

Чума началась, когда мастер Молот в пятый раз приказал Снегиреву:

— Резче шевели мослами, подмастерье! Зона любит парней проворных.

Снегирев шел первым. Длинный мосластый шибздик, папашка, под полтинник ему, захотел подзаработать на Зоне, третий сын, видишь ты, у него родился…

Господи, вразумил бы ты раба своего придурковатого: у него три сына, а он в Зону сунулся! Думает, тут капуста на кустах растет и под ногами валяется, притом уже мелко нарубленная и расфасованная в пачки. Седой уже весь, как лунь, нескладный, тощий, вроде черенка от лопаты, — смерть и та, наверное, упитанней выглядит.

После того, как нас у поваленной опоры ЛЭП накрыло «черным нокаутом», пробило его на труса: идет, едва швыряет копыта. И смотрю ему в спину, а спина у Снегирева такая напряженная, такая скособоченная, за версту видно: страхом ему потроха пробирает. Уже небось сто раз пожалел, что сюда напросился.

Оборачивается папашка наш, и виновато улыбается так, аж слезу прошибает. Мол, я ничего, иду я, пожалейте меня, я хороший, нормально, в общем, иду же…

И вот он рожу-то нам хмылит, а я гляжу на него, и никакой слезы нет у меня в помине. Одна только злость.

Думал, всё хорошо: группа собралась из людей спокойных, уравновешенных. Психов вроде ни одного. Баба, правда, имеется. Зара, со всей бабьей фанаберией, понятно. Но она спортсменка, самбистка, ее там к дисциплине тренеры приучили. Так что пенится Зарочка через два раза на третий, а всё прочее время держит себя в руках, ничего.

Ну и остальные спутники у меня — мужики нормальные. Мастер Молот — считай, повезло нам. Мастер Шрам говорил про него: «Удача вам улыбается, ребята: такому наставнику я бы жизнь доверил без рассуждений. Он своих не бросает».

Плешь — тоже возрастной. Мутноватый он по жизни, но такой… ну… молчун, без дури в башке. Когда нам показывали, как болтами аномалию оконтуривать, он враз пропёр. Спокойно так, влегкую, без понтов, будто бы сто раз мимо гравиконцентрата ходил. Что-то бугаистый он сегодня — то ли разъелся за последние дни, то ли пару свитеров под куртку напялил…

Ну и Снегирев Геннадий Анатольевич… Погоняло к нему никакое не приклеилось, даже Снегирем никто его не называл: из всех подмастерьев он самый старый, рассудительный такой, основательный.

Короче, бесшабашных нет. Хорошая компания.

Вот только вышло, что старичок наш — тормоз. Рассудительность он свою показывал, пока до Зоны, как до Луны было. А как сунулись мы в самую ее серединочку, то он, значит, на медляк заиграл. Долбодятел неторопливый.

И ни хрена на него не действует, четырежды пинал его Молот, а ему по фиг, он едва ходули переставляет. Пенсионер завтрашний, в кишках мороз, очко играет…

Улыбается он. Под ноги, дурень, смотри, куда ты зыришь, перец лежалый, куда ты… да… куда ты… под но…

Етить!

— Сто-ой! — орет Молот. — Всем стоять, не двигаться! Зара, стоять, я сказал!

— Но он же… там… ему…

— Стой, дура, башку снесу!

Я увидел это первый раз в жизни. И лучше бы ни разу не видел, ребята.

Снегирева повело в сторону. Перекосило как-то.

Невидимая сила потянула из рук дробовик.

Секунду или две он стоял в неестественной позе. Словно невидимый великан цапнул его за правое плечо и потянул куда-то вверх и вперед, а потом цапнул за рюкзак. Да так, что лямки затрещали, и тоже потянул вверх и вперед.

А Снегирев дернулся было назад… Но куда ему — против великана!

И он стоял под сорок пять градусов к земле, не падал, но и распрямиться не мог, а тот самый невидимый исполин тянул его уже и за волосы, за голову.

Хрустнули позвонки.

Дробовик взмыл над ним, описал ровный круг и тюкнул прикладом в голову.

Как раз туда, где заколка скрепляла зеленый орденский хайратник. Но ему уже все было по фиг, он уже глаза выпучил и рот распялил, вот только крикнуть не мог — жизнь в один миг улетучилась. Тут ноги его оторвались от гравия. Снегирева закрутило с бешеной скоростью в воздушной воронке. Подняло на метр, на два, на три…

И тогда чудовищная сила выжала его, как домовитая хозяйка выжимает только что постиранное бельё. Хорошая, домовитая хозяйка, жмет и жмет, не отпускает, пока всё не выжмет до капельки…

Брызги во все стороны.

Ни одна хозяйка в мире не станет, выжав мокрое бельё, рвать его в клочья.

Мы стоим, зависли как «винда». Что тут сказать? Был человек, и вместо него — кровавые ошметки.

А при мне еще ни разу человек не умирал. Отец, правда, умер, когда я дома был, но он же во сне, и только наутро мы его…

— Так, подмастерья, утрите сопли. Без нервов мне тут, — заговорил Молот. — Знали, куда идете.

— Мы могли бы… — начала было нервная Зара.

— Молчать! Еще раз вякнешь попередь меня, пристрелю без лишних слов! Всосала?!

Зара молчит. Рожа красная, будто свекла. Как бы не треснула посередке…

Я, в сущности, на стороне Молота. Он тут главный. Он — настоящий сталкер.

А опытному сталкеру, тем более настоящему мастеру, подмастерья вроде нас должны повиноваться беспрекословно. Он здесь царь и бог.

Скажет: «Ныряй мордой в дерьмо!» — значит, надо нырнуть мордой в дерьмо. Стало быть, иначе не выживешь. И без трёпа. Разинул хлебало — сдох враз. А то и всех остальных за собой потянул.

Короче, заткнула бы ты фонтан, Зарочка.

Она, в общем, и заткнула. Только фыркнула, как рассерженная кошка. Наверное, решила потом с Молотом разобраться. По-своему, по-самбистски. Когда он нас из Зоны выведет и мастерские звания присвоит.

— Еще кто-нибудь взбрехнуть желает? — спросил Молот, обводя нас взглядом. Глаза у него — как из нержавеющей стали.

Да мы что, мы молчим. Мы — послушные.

— Тогда запомните: вы — везунчики. Один гробанулся, зато остальные живы. Он наш брат, спасибо ему. Помянем его за столом, беленькой, как полагается. А сейчас запомните: так бывает с теми, кто влетит в «птичью карусель». А в «птичью карусель» легче всего влететь по невнимательности. Внимательные люди ее без вопросов обойдут. Ну, теперь и обходить не надо. И до цели всего тридцать метров. Победа будет за нами!