Вы не вейтеся, черные кудри,

Над моею больной головой.

Я сегодня больной и бессильный,

Нету в сердце былого огня.

Народная песня

Горло перехватило так, что Алёна едва не задохнулась.Натужно, с хрипом вбирала воздух, но напрасно. Закружилась голова, и на мигпочудилось, что она сейчас рухнет на пол рядом с Алимом, дернется в последнейсудороге, как только что дергался он, – и замрет, так же как он. А что, иполицейским очень удобно: когда они приедут, то найдут труп убийцы рядом субитым.

Вдруг почудилось, будто темные губы Алима дрогнули. Да ониздевается над ней даже мертвый! Сейчас приподнимет голову и скажет:«Случившееся на пути Аллаха! Как видишь, я жив, а ты, русская гуль[1],сдохнешь у меня на глазах, и я пальцем не шевельну, чтобы тебя спасти!»

Алёна ударила себя в грудь кулаком, потом еще раз. «О,Господи, Господи, спаси меня!» Заметалась, задергалась, пытаясь вытолкнуть этужуткую пробку, которую загнал ей в горло ужас перед содеянным, – и вдругпочувствовала, как размыкается обруч, стиснувший легкие. Вздохнула раз идругой… Привалилась к стенке и ослабевшей рукой отерла со лба холодный пот.

Алим смотрел снизу мертвыми выкаченными глазами. Первымчувством была мгновенная вспышка торжества: все-таки сдох ты, ты, а я жива!Потом Алёна вспомнила, где она, что сделала и что ее теперь можетожидать, – и схватилась за голову, пытаясь собрать скачущие мысли.

Бежать, надо бежать! Ринулась к двери, и снова перед нейпредстала картина, виденная десятки раз: нагромождение замков, которыеневозможно открыть. Да, Алим мог ни о чем не беспокоиться, иногда оставляя ееодну в этой квартире: замки отпираются только ключами, с которыми он нерасставался, окна не открыть и не выбить, а если даже это и удастся каким-тодьявольским русским способом, то прыгнуть с одиннадцатого этажа…

Алёна привычно вцепилась в не единожды проклятые ручки ирычаги замков и вдруг спохватилась: да что же это она? У нее теперь есть ключ!Правда, ключ лежит в кармане убитого ею человека, и его еще надо достать…

Вернулась к Алиму. Снова обморочно заколотилось сердце.

Стиснула зубы. Дура, дура! Возьми себя в руки! Раньше надобыло падать в обморок, еще там, в Шереметьево, при посадке в самолет, когдапочувствовала эту страшную тоску и ужас, но не нашла в себе сил отказаться отзаманчивого предложения и вернуться домой. Или в аэропорту Аммана – когдаувидела высокого красивого араба, который с восхищенной улыбкой приложил руку кгруди. Ты ведь не поверила улыбке и жарким очам Алима, ты возненавидела его спервого взгляда, но успокаивала себя, что это всего-навсего встречающий, онотвезет тебя к господину Кейвану, и больше ты этого человека не увидишь… Асердце просто-таки разрывалось от страха, стучало как сумасшедшее: «Держись отнего подальше!» Не послушалась… А чего бояться теперь? Разве ты не испила свою чашудо дна, не испытала самого страшного? Разве уже не прощалась с жизнью, выбираяразные способы самоубийства? И только одна мысль останавливала: бросят вкакую-нибудь яму, даже не зароют, а засыплют негашеной известью, а то и вовсесожгут, как сжигают дохлых собак и кошек, и никто никогда не узнает, гдесгинула бесталанная русская девчонка…

Но можешь не сомневаться: если ты не выйдешь отсюда довозвращения Фейруз или прихода гостей, если будешь заламывать руки и задыхатьсяв истерике, именно этот финал жизни и ожидает тебя: арест, тюрьма – и яма снегашеной известью. «Господи! – Алёна уставилась в потолок. –Господи, не оставь меня! Укажи мне путь к спасению, и я…»

Она слабо покачала головой. Неужели права была тетяКатерина, и Господь всего лишь ведет ее непростой стезею к истине и той цели,которая единственная ей определена? Но даже сейчас не размыкаются губы датьроковую клятву…

«Господи, спаси меня сейчас, и я еще раз съезжу в Выксу, япопробую, я попытаюсь снова. Честное слово! И если ты подашь мне ещекакой-нибудь знак…»

Ощутив прилив сил, Алёна скользнула ладонью в карман длиннойбелой хлопчатобумажной рубахи – галабеи, которую Алим всегда носил дома, хотяна улицу выходил только в европейской одежде. Вот они, ключи! Кинулась к двери.Как-то раз удалось подглядеть, что главный – вот этот желтый ключ со множествомвыступов. Стоит повернуть его, и все остальные замки начинают слушаться.

Вставила в скважину, повернула. Как просто, оказывается,выбраться на волю: убить ненавистного человека, потом вытащить у него изкармана ключ, вставить этот ключ в замочную скважину и раз повернуть!

Послышался звук открываемых дверей лифта. Алёна отпрянула,вжалась в стену. Неужели гости уже пришли? Что делать, если сейчас кто-топозвонит? Отмолчаться, отсидеться? Но они ведь знают, что Алим должен бытьдома. А если решат подождать? Если заподозрят неладное и вызовут полицию? Еслиэто не гости, а Фейруз?

Открылась и закрылась дверь квартиры напротив. Алёнаосторожно посмотрела в глазок. На площадке пусто. Ой, слава богу…

Ее трясло, зато мысли стали четче. Что же это она делает,неразумная? Куда собралась бежать – без гроша в кармане, без документов, внелепой одежонке, а точнее – полуголая? Да ее же остановит полиция на первомперекрестке, а если даже удастся отыскать посольство, что она скажет? Заявит,что убила иорданского подданного Алима… как его там? И теперь проситмать-родину укрыть ее своим подолом? Но до кого ей сейчас вообще есть дело,этой самой матери-родине? Это ведь не голливудский боевик, в котором несчастнаядевица непременно будет спасена, а жизнь… жизнь русской рабыни в чужой стране.Еще немножко мужества… Алёна ведь знает, где сейф Алима. А если вот этотмаленький плоский ключик, больше похожий на палочку, – ключ от сейфа?Конечно, может быть, ничего и не выйдет, но глупо ведь не попытаться поискать…

Она вбежала в спальню, небрежно сдвинула портрет покойногокороля на стене.

Под портретом темнела крошечная скважина. Ключ подошел,квадратная плита выдвинулась, открыв неглубокий проем. Как все просто опять-таки!Но, в конце концов, Алим Кейван ведь не разведчик из ЦРУ, не какой-нибудьместный Джеймс Бонд, а обыкновенный сутенер. Поэтому в его простеньком сейфикележат не сокровища Голконды, а пачка долларов и несколько документов,завернутых в полиэтилен.