Почему она приехала? Ну, разумеется, из-за острова. Его внезапная ошеломляющая красота с такой силой запечатлелась у нее в мозгу, что она зажмурилась, как от яркого света. Она отчаянно нуждалась в целительных, восстанавливающих силы море и солнце, в его великолепной естественной природе.

Солнечный свет проникал золочеными струйками сквозь венецианские окна в адвокатскую контору, где царила атмосфера одиночества и напряженного ожидания. Клэр сидела очень прямо в серо-голубом кожаном кресле, сложив длинные изящные руки на коленях. Склонив пепельную головку, она пыталась сосредоточиться, уставясь на ряды тяжеловесных юридических книг. В каждом ряду было ровно по дюжине. Все они смотрелись совершенно новыми, словно их никогда и не трогали. Золотое тиснение затуманилось в ее рассеянном взоре, и она оглянулась со странным чувством опустошенности.

Достаточно ли долго она прождала? Какое-то чувство заброшенности витало в пустом офисе. Ее коснулся луч полуденного солнца и высветил грациозную линию фигуры. Она была стройного и хрупкого сложения. Слишком хрупкого, в данный момент почти истощенного, с до смешного узкой талией и манящей упругостью бедер. Черты лица слишком заострены, рот мучительно сжат, темно-серая дымка глаз выделялась на фоне огромной светлой копны волос. Это могло быть следствием болезни либо постигшей ее любовной неудачи. В действительности это было и то, и другое, выразившееся в глубоком душевном и физическом кризисе. Сторонний наблюдатель сказал бы, что она выглядит хрупкой, — ранимое, чувствительное юное создание, словно бы еще не приобретшее защитного покрова, который приносит только зрелость и которого не хватало от природы. Ее близкий друг не мог бы назвать ее подходящей для такого рода работы: гувернантки-компаньона для трудного шестилетнего ребенка. А ребенок был трудный, хотя Моррис Квентин из «Квентин и Квентин» и не заявил об этом открыто. Было много недомолвок и иносказаний, тактичных, но достигающих своей цели.

Однако же претендентов набралось. Может, привлекало имя? Некоторые, с опытом нянь, не возражали против продолжительного пребывания на далеком коралловом атолле. Учебная квалификация Клэр была превосходна, но ее внешность настраивала против нее. Она попросту не выглядела гувернанткой. К тому же, в своих юношеских неурядицах, она как-то создавала впечатление «не от мира сего». Однако она согласилась из-за острова. Вечность назад, чудилось ей, она узрела остров с палубы корабля, и видение того нефритового кольца на водах осталось с ней навсегда. Все они были там, туристы с увеселительного круиза, столпившиеся у перил, привлеченные сказочной приманкой: «Каприз Брокуэя!» Именем, совсем неподходящим для гавани такой романтической красоты. Ведь каждый знал это имя, Брокуэй, — синоним благосостояния: нефть, бокситы, огромное количество недвижимости. Старый Чарли Брокуэй, перед тем как стать сэром Чарльзом и мультимиллионером, приобрел этот тропический рай за несколько сотен фунтов, так как остров, по отзывам геологов, был лишен воды и не имел каналов через риф. Но Чарли Брокуэй родился таким же счастливчиком, как и хитрецом. Он прошел на своем судне через риф и причалил без единой царапины. Неделю он ютился в шалаше и усердно искал воду. На четвертый день он ее нашел. Каприз обернулся удачей, и островок сохранил свое название.

Ребенок был его шестилетней внучкой и наследницей, лишенной матери, единственной дочерью несчастной пары Беттины (урожденной Брокуэй) и Дэвида Колбэн. Последний, к моменту смерти своей жены, был одним из самых многообещающих художников страны. Последние два года о нем почти ничего не было слышно. Видимо, он несчастлив, думала с грустью Клэр. Видит Бог, не только она одна несчастна. Несчастье иногда порождает застой или, напротив, высокую творческую активность. Последняя пока не реализовалась в его судьбе на радость оплакивавших его критиков. Творческий огонь заглох.

Клэр опять взглянула на часы. Без пятнадцати три. Ее встреча с миссис Надей Колбэн, бабушкой ребенка, была назначена на 14.15! С усилием она отвела взгляд от галереи одинаковых законников — прошлого и настоящего компании «Квентин и Квентин». Один из них представлял собой старшего партнера, лишь у него была эспаньолка, но черты всех были поразительно схожи. Она слегка подвинулась в сторону, охваченная безумным подозрением, что пронзительные глаза с фотографии, как живые, прямо-таки буравят ее сквозь золоченую оправу очков. Он был действительно жуткий, этот эксцентричный иронический взгляд. Она отвернулась и заставила себя подумать о чем-нибудь другом. Гэвин? Нет, никогда! Или до тех пор, пока она не сможет управлять своей волей. Было ошибкой возвращаться к прошлому. К осколкам прошлого! Но Гэвин все еще сидел у нее в голове. Может, она перерастет все это?

Она вновь вздрогнула от боли и унижения. Болезненное цветение и увядание первой любви, разочарования и потери. С горечью она обнаружила, что позволяет себе немыслимое… думать о Гэвине. В этой своей слабости она даже находила какое-то злое удовольствие. Гэвин, с его зелеными глазами в золотых искорках, насмешливым ртом, едко остроумный. Гэвин, на голову выше по интеллекту своих приятелей-тугодумов, в тридцать один год старший преподаватель английской литературы. Господи, забудь о нем, женатом Гэвине! Это даже не выглядело так, словно он ждал, когда ее чувства безнадежно запутаются. Нет! Но какая же проблема была в действительности! В те дни было немодно беспокоиться о чем бы то ни было. В конце концов, он разъехался с женой на свои лучшие четыре года, задолго до того, как приехал в университет. Она никогда много для него не значила, всего лишь подружка, выросшая и отброшенная за ненадобностью. Он тогда рассуждал спокойно, ожидая, что Клэр станет на его точку зрения. В конце концов, у них было нечто ценное, уникальное. Один раз на миллион лет! Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на тщету мирскую, встреча с которой однажды могла стать неизбежной. Признаки этого становились явственны, как куски головоломки, которые Гэвин ставил на место. В сущности, он был эгоист-эгоцентрик, блестящий и очаровательный, но совершенно ненадежный, неспособный противостоять никакому давлению.

А прошлое все еще кровоточит! Хоть она и считала, что все сможет быстро забыть. Инфантильное поведение, назвал это Гэвин весьма едко. Наконец, в некотором отношении она была умной девушкой. Она была одной из лучших его студенток. Как ей льстило его увеличивающееся внимание, как он реагировал на ее сияющую юную красоту! Если все это значит так много для нее, он посмотрит, что можно предпринять по поводу развода. Все это стоит денег, во всяком случае, им придется подождать еще год, прежде чем начать положенные по закону действия, — нескончаемое рабство проклятого союза. Спорить с этим не приходилось. С запозданием Клэр поняла, что их ценности несовместимы. Долгие разговоры, когда она, сидя у него на коленях, мечтала о будущем, были кончены. Странно, что по этим беседам она скучала больше всего. Вопреки собственному мнению Гэвина, его чувственность была не столь очевидна. Она поняла это с самого начала и была благодарна впоследствии за то, что не растеряла свои несовременные представления. Все вместе это сделало бы жизнь невыносимой.