— Нет уж, оставайтесь! — скомандовал он. — Вас еще здесь потерпят. А у вас острый язычок, когда вас рассердят, а, Мелисанда?

У нее загорелись глаза.

— А вы думали, только у вас монополия на это, мистер Брокуэй?

Он поклонился не без элегантности:

— Вовсе нет. Просто для красивой девушки вполне естественно безнадежно запутываться в одну любовную историю за другой. Как говорится, вопрос степени риска.

Пытаясь скрыть охватившие ее чувства, она нагнулась и сорвала белый цветок имбиря.

— Мелисанда, теперь вы сердитесь! Простите, я так же это ненавижу, как и вы, но факты, как говорится, налицо.

Она залилась краской, его триумф был полный. В молчании они приближались мимо деревьев к дому. Он опять глянул на ее задумчивый профиль.

— А он, случаем, не был женат, ваша последняя любовь?

Сердце у нее сжалось. Она вперила взгляд в землю, усыпанную лепестками, как лоскутками шелка.

— Разумеется. — Она пыталась попасть ему в тон и никак не могла. — А вы не были женаты, мистер Брокуэй?

— Ни Боже мой. Самопредохранение — первый закон для умного человека.

— Мне следовало догадаться! Так как же вы… — оборвала она себя на полуслове, понимая, что не встретит сочувствия.

— Не шумите попусту и не надо никаких подробностей. Все это я знаю. К счастью, в вашем случае осталось не так много шрамов, как вы думаете.

Трудно было бы вообразить себе подобный разговор на фоне такого пейзажа. Клэр попробовала усмехнуться:

— Что мы все обсуждаем мою маленькую печальную историю? Почему не вашу? Я уверена, у вас их найдется с полдюжины. Только не говорите, что у вас никогда не было желания.

— Никогда. Отведал удовольствие и пошел дальше.

— Все это прекрасно, если у вас достанет темперамента на это, — добавила она глубокомысленно.

— У всякого достанет, крошка. Только дайте время и… возможности.

— Рада за вас!

— Рад, что вы рады, Мелисанда! Не хотелось бы вас огорчать.

Насмешка не покидала его загорелого красивого лица, странным образом волнуя ее.

— Вы меня не огорчаете, мистер Брокуэй, — сказала она вполне искренне, — вы только побуждаете меня сказать больше, чем нужно.

— А может быть, это моя цель! — Он прямо навис над ней. — Всю жизнь я стремился к намеченной цели.

Она нервно усмехнулась:

— Очень жаль, что вы признаетесь.

— Признаюсь или нет, а я всегда плевал на условности.

Она побледнела и бросила на него напряженный взгляд:

— Вы меня удивляете, мистер Брокуэй. Я бы сказала, вы видите перед собой не людей, а каких-то пешек. Двигай их, верти ими, командуй, как вздумается.

Он помолчал, а когда заговорил, то в голосе его слышалась плохо скрываемая ярость, хотя он и старался быть вежливым.

— А теперь вы меня путаете с кем-то другим. Я всегда считал людей интереснее, чем механизмы. Возьмите хоть Дэвида. Вы когда-нибудь видели такую смену настроений?

В глазах у нее было сомнение.

— Я думала, мужчинам полагается держаться вместе?

— При всех равных условиях так и есть.

Запах цветов вдруг стал удушлив.

— Клэр?

— Да?

— Взгляните на меня!

— Нет. Вы мне не доверяете.

— Вы чертовски правы!

— Но почему? — уставилась она на него. — Скажите, мне надо знать. Вы сами сказали, что Тине я нравлюсь. Но ведь это, разумеется, самое главное?

Его взгляд витал далеко.

— В данный момент это несущественно. Я ненасытно любопытен, моя среброволосая невинность, а вы представляете загадку. Я люблю разгадывать головоломки. Если б я был абстрактный мечтатель, я бы нашел вас пленительной. У вас способность сочетать разные качества. Хладнокровие, но не холодность. Лед и пламя. Берегись страсти смиренной и дикой! Кажется, Китс сказал. Художник найдет вас неотразимой. Для всякого рода искусства важен первый импульс, созидательное начало.

Она повернула к нему напряженное лицо с расширенными глазами:

— Прекратите!

— Все художники интересуются женщинами. Я думал, вы знаете. Собственно, вы не могли предложить более прельстительного искушения — хрупкая, прозрачная, ищущая. Ваша кожа просто светится, даже я это вижу. — Он даже как будто исполнился вдохновения. — Позвольте дать мне вам совет.

— Перестаньте, я не буду слушать! Я… я… — лепетала она что-то жалкое. Ей, казалось, не хватало дыхания.

— Что? — подзадорил он ее. — Хотите ударить меня? Всей своей сотней фунтов веса? Ну, Мелисанда, это не в вашем духе.

Ее руки бессильно повисли в воздухе.

— Если вы сделаете это, Мелисанда, я отплачу тем же и времени терять не стану!

— А стоило бы! — тихо выговорила она.

Они смотрели друг на друга с враждебностью. Его глаза странно выделялись на загорелом лице. В этот момент она ненавидела его, казалось, он угадывал каждую ее мысль.

— Почему, кстати, вы пират? — спросила она его со странной непоследовательностью.

Теперь его губы улыбались.

— Я думал, вы знаете. Чтобы оставаться богатым, разумеется. Однако давайте не тратить прекрасный вечер, толкуя о делах.

Она глядела на него сверкающими глазами:

— Чутье мне подсказывает, что вы не можете быть серьезны.

— Ну что вы. Вон Дэвид смотрит. Как кот из-за занавески. Нет, не смотрите.

— Я вижу.

— Да? — Он иронизировал. — И что же?

Клэр не отвечала. Он наблюдал за ней, постепенно успокаиваясь. Ее же словно булавками кололи.

— Ну, ладно! — заключил он. — Вы умеете притворяться. Это у вас выходит очаровательно. Обворожительно, но ничего о вас не говорит. Астарта, богиня тайны! Этот дух у вас в одежде и в волосах.

Она двинулась от него, спотыкаясь, неловкими мелкими шагами, от одной зеленой тени до другой, ощущая лишь смятение чувств.

Он пошел за ней своей гибкой походкой. Она вздрогнула, рассердившись на свою дурацкую, детскую реакцию, когда он тронул ее за плечо. Он не показал вида, что заметил это.

— У вас очаровательный беспорядок в прическе. Позвольте помочь? — Он поправил ей волосы за ушами, как-то невольно дав понять, какими жесткими могут быть его длинные пальцы при желании. — Вернемся к нашему предмету, — произнес он довольно, — женщины всегда приносили жертвы Дэвиду — его мать тому ярчайший пример. Но пора и остановиться. Какой у вас нежный затылок, Мелисанда. Прямо жертвенный.