Переведено каналом Книжный шкаф

#lilybookcase

 Просим НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Тик-ток, Инстаграм, Твиттер, Фейсбук.

Текст предназначен для ознакомительного чтения. После прочтения просьба сразу удалить файл. Этот материал может быть защищен авторским правом.

Л. Дж. Шэн

Безжалостный соперник

Серия: Жестокое Крушение(Cruel Castaways) – 1 книга

АННОТАЦИЯ

В юности Арья Рот подружилась с сыном своей экономки. Вскоре дружба превратилась в юношескую любовь, и когда Арья осмелилась его поцеловать, цепная реакция катастрофических событий привела к тому, что мальчик был изгнан из жизни Арьи.

Теперь, два десятилетия спустя, Арья - набирающий обороты публицист, а ее любимый отец - один из ее самых крупных клиентов. И когда на ее отца подает в суд бывший сотрудник, Арья собирается доказать, что ее отец - не монстр, в котором его обвиняют. Единственная проблема - адвокат, который намерен уничтожить доброе имя ее отца. Кристиан Миллер обаятелен, амбициозен и дьявольски хорош собой, а Арья даже не подозревает, что он тот самый мальчик, который поцеловал ее много лет назад.

Прошлое и настоящее сталкиваются, когда Арья влюбляется в Кристиана. Но когда она узнает, кто он на самом деле и что он одержим идеей отомстить ее отцу, сможет ли она предпочесть любовь семье?

ПРОЛОГ

Кристиан

Ничего. Не. Трогать.

Это было единственное правило, которое когда-либо применяла моя мать, но я знал, что лучше не нарушать его в детстве, если только я не был в настроении для того, чтобы в течение месяца повозиться с ремнем и помучиться с долгоносиками.

Именно летние каникулы после того, как мне исполнилось четырнадцать, зажгли спичку, которая позже сожгла все дотла. Оранжевая искра подхватывала и распространялась, пожирая мою жизнь, оставляя за собой фосфаты и пепел.

Мама потащила меня к себе на работу. Она привела несколько веских аргументов, почему я не могу сидеть дома и бездельничать - главный из них заключался в том, что она не хотела, чтобы я стал таким же, как другие дети моего возраста: курил травку, ломал замки и доставлял подозрительного вида посылки местным наркодилерам.

Хантс-Пойнт был местом, где умирали мечты, и хотя мою мать нельзя было обвинить в том, что она когда-либо была мечтательницей, она считала меня обузой. Брать меня на поруки не входило в ее планы.

К тому же, оставаться дома и напоминать о своей реальности мне тоже не хотелось.

Я должен был сопровождать ее каждый день в ее поездке на Парк-авеню при одном условии - я не должен был прикасаться грязными руками ни к чему в пентхаусе семьи Рот. Ни к дорогой мебели Henredon, ни к эркерам, ни к растениям, привезенным из Голландии, и уж точно - совершенно точно - ни к девушке.

«Это особенный. Чтобы не запятнать. Мистер Рот любит ее больше, чем свое зрение», — напомнила мне мама, иммигрантка из Беларуси, на своем английском с сильным акцентом, когда мы ехали туда на автобусе, набитом, как синие воротнички, другими уборщиками, озеленителями и швейцарами.

Арья Рот была проклятием моего существования еще до того, как я встретил ее. Неприкасаемый прекрасный драгоценный камень, драгоценный по сравнению с моим ничтожным существованием. В годы, предшествовавшие моей встрече с ней, она была неприятной идеей. Аватарка с блестящими косичками, избалованная и плаксивая. У меня не было никакого желания встречаться с ней. На самом деле, я часто лежал в своей кроватке по ночам, размышляя о том, какие захватывающие, дорогостоящие, соответствующие возрасту приключения она готовит, и желая ей всевозможных плохих вещей. Уродские автомобильные аварии, падение со скалы, авиакатастрофы, цинга. Все подходило, и в моем воображении привилегированная Арья Рот подверглась множеству ужасов, пока я бездельничал с попкорном и смеялся.

Все, что я знал об Арье из благоговейных рассказов моей матери, мне не нравилось. В довершение ко всему, она была ровно моего возраста, что делало сравнение наших жизней неизбежным и приводящим в бешенство.

Она была принцессой в башне из слоновой кости Верхнего Ист-Сайда, живущей в пентхаусе, растянувшемся на пять тысяч квадратных футов, такого пространства, которое я не мог даже вообразить, не говоря уже о том, чтобы представить. Я, с другой стороны, застрял в довоенной квартире-студии в Хантс-Пойнте, громкие споры между секс-работниками и их клиентами под моим окном и миссис Ван, ругающая своего мужа внизу, под саундтрек моего отрочества.

Жизнь Арьи пахла цветами, бутиками и фруктовыми свечами — слабый запах этого запаха прилипал к одежде моей матери, когда она возвращалась домой, — а вонь рыбного рынка рядом с моей квартирой была настолько стойкой, что навсегда впиталась в наши стены.

Арья была хорошенькой — моя мать все твердила о ее изумрудных глазах, — а я был жилистым и неуклюжим. Все колени и уши торчали из бессистемно нарисованной фигуры. Мама говорила, что со временем я вырасту в свои черты, но из-за недостатка питания у меня были сомнения. Очевидно, мой отец тоже был таким. В детстве он был громадным, а в зрелом возрасте - красивым. Поскольку я никогда не встречал этого ублюдка, у меня не было возможности подтвердить это утверждение. Папа ребенка Русланы Ивановой был женат на другой женщине и жил в Минске со своими тремя детьми и двумя уродливыми собаками. Билет на самолет до Нью-Йорка в один конец был его прощальным подарком моей маме, когда она сказала ему, что залетела от меня, вместе с просьбой никогда больше с ним не связываться.

Поскольку у моей матери не было семьи — ее мать-одиночка умерла много лет назад, — это казалось вполне разумным решением для всех участников. Кроме меня, конечно.

Это оставило нас одних в Большом яблоке, и мы относились к жизни так, как будто она грызла нам глотки. Или, может быть, она уже вцепилась нам в шею, перекрыв доступ воздуха. Всегда казалось, что мы от чего-то задыхаемся — от воздуха, еды, электричества или права на существование.

Что подводит меня к последнему и самому убийственному греху из всех, совершенных Арьей Рот, и главной причине, по которой я никогда не хотел с ней встречаться — у Арьи была семья.

Мать. Отец. Дяди и тёти в изобилии. У нее была бабушка в Северной Каролине, которую она навещала каждую Пасху, и двоюродные братья в Колорадо, где она каждое Рождество каталась на сноуборде. В ее жизни был контекст, направление, повествование. Он был в рамке, полностью расчерчен, все отдельные части аккуратно раскрашены, в то время как мой казался голым и бессвязным.

Была мама,