И хотя могу понять

Думы тайные твои,

Но не в силах больше я

Молча оставаться здесь.

Много, много тысяч раз

Думала пойти я в путь

За тобою, милый мой,

Но ведь тело у меня

Слабой женщины, увы!

Потому бессильна я…

Спросят стражи на пути,

Будут мне чинить допрос,

Я не знаю, что сказать

И какой держать ответ,

Отчего, собравшись в путь,

Медлю я идти к тебе…

Каса Канамура

Японский поэт седьмого века.

Она еще раз посмотрела в сторону светившегося окна. Сквозьлегкие занавески отчетливо просматривались две мужские фигуры. Один мужчина былгораздо выше другого. Это и был как раз тот самый нужный ей человек. Уверенным,отработанным движением она подняла снайперскую винтовку. Главное в такихслучаях — не торопиться. Опыт приходит с годами, и она вдруг подумала, чтоможет считать себя опытным киллером. Этим ремеслом она занималась уже болеедвух лет. Мужчина подошел к окну, словно по ее заказу, и безмятежно встал околонего. Очевидно, он ни о чем не подозревал. Значит, смерть будет для негонеожиданной и легкой.

Женщина закрыла глаза. Она никогда не молилась в такихслучаях, считая богохульством просить у Бога помощи в исполнении смертногоприговора. Нет, она молилась потом, уже позже, искренне обращаясь к Богу икаждый раз прося у него кары только для себя. Только для себя, истово твердилаона, пытаясь хотя бы таким способом обмануть судьбу и подставить под ее разящийудар лишь собственную жизнь. Но Бог не отвечал ей. То ли он молчаливосоглашался с этими приговорами, понимая, что она берет на себя некую санитарнуюфункцию по уничтожению хищников. То ли просто выжидал, наблюдая, когда именноможно будет вмешаться. То ли его вообще не существовало, и она сама была ибезжалостным палачом, и собственным судьей в одном лице. Она это не моглазнать. Но подсознательно чувство вины всегда давило на нее, не отпуская ссамого первого момента, с самого первого шага.

Она прицелилась, уже зная, что наверняка попадет с первогоже выстрела. Правда, она всегда стреляла дважды. Это был ее своеобразныйфирменный знак. Она успевала выстрелить в уже падающее тело второй раз и потомс удовлетворением читала в газетах, что вторая пуля входила в тело уже убитогочеловека. Но второй выстрел был нужен как контрольный. При этом первая пулявонзалась в сердце, а вторая в голову, что обеспечивало идеальное выполнениелюбого заказа. Как много времени прошло с тех пор, как она научилась вообщевыговаривать это слово — «заказ». Во всем мире подобные действия называлисьубийством. И она поначалу так и называла все свои «упражнения» с винтовкой,отчетливо сознавая, что является убийцей. Но постепенно, со временем, четкоевыполнение поручений стало для нее нормой, и она уже не комплексовала при слове«заказ», считая его таким же естественным, словно ей заказывали пиццу или местов парикмахерской.

За спиной послышался шорох, и она чуть повернула голову. Этобродила кошка, неизвестно каким образом оказавшаяся на этой стройке. Она всталарядом, чуть изогнув спину, готовая спастись бегством в случае малейшейопасности. Очевидно, это была ее территория, и она совсем не радоваласьнезваной гостье. Женщина улыбнулась животному. Их взгляды встретились. У обеихбыли немного напряженные, испуганные глаза. Она всегда волновалась передвыстрелом. Как тогда, в первый раз. Она снова прицелилась. Теперь нужнострелять.

И в этот момент она снова услышала шорох за спиной…

Он возвращался домой в подавленном настроении. Хотяопределение «подавленное» здесь не вполне уместно. На самом деле он ощущал себясовершенно опустошенным. Горечь от страшного известия уже успела осесть вмозгу, пробившись сквозь все его переживания, и в душе оставалась лишь гулкаяпустота да теплившееся где-то в ее уголке щемящее чувство тревоги.

Оставив автомобиль во дворе, рядом с подъездом, он подошел кдому и привычно набрал цифры кода. В последние дни входная дверь в подъездиногда плохо срабатывала: то ли барахлил замок, не фиксирующий все цифры, то лиослабли пружины в кодовом устройстве, но иногда цифры приходилось набирать понескольку раз. Обычно это его ужасно раздражало. Но сегодня он покорно набралцифры второй раз, не чувствуя ничего, кроме усталости. И когда дверь снова неоткрылась, терпеливо набрал код в третий раз, после чего замок наконец сработали он вошел в подъезд. На пятом этаже лифт бесшумно замер, и он подошел к своейдвери. Подняв руку, уже хотел позвонить, но непонятная сила удержала его. Онтяжело вздохнул, повернулся, сделал несколько шагов, сел на лестницу и, вынувсигареты, закурил. Так он сидел на ступеньках и курил одну сигарету за другой.Потом услышал шаги внизу — это поднимался кто-то из соседей. Потушив последнююсигарету, он мрачно смотрел на пожилого соседа с шестого этажа, всегдапредпочитавшего подниматься наверх пешком, не пользуясь лифтом. Сосед где-топрочел, что подобные физические нагрузки очень полезны, и теперь ходил на свойэтаж только пешком. Замедлив шаги, он с удивлением посмотрел на своего соседа,стоявшего у двери, заметил несколько окурков на ступеньках.

— Добрый вечер, Юрий Алексеевич, — вежливо поздоровалсясосед, не скрывая своего изумления.

— Добрый вечер. — Теперь ему ничего не оставалось, как позвонитьв дверь. И он, чувствуя на своем затылке удивленный взгляд пожилого соседа,нажал на кнопку. Дверь открылась почти сразу, словно жена ждала его звонка. Онвошел в квартиру и быстро закрыл за собой дверь.

— Здравствуй, — сказала жена, испытующе глядя ему в глаза.

— Здравствуй. — Он заставил себя улыбнуться, но улыбкаполучилась вымученной.

В холл выбежал сын, застегивая на ходу куртку.

— Здорово, — крикнул он на ходу, — я побежал. Меня ужеребята ждут.

— Когда ты вернешься? — повернулась к нему мать.

— Через два часа. Ну, мама, ты же все знаешь. Нас развезетпо домам тренер, как обычно. Пока.

Он выбежал из квартиры, хлопнув дверью. Жена опятьпосмотрела на Юрия. Заметила, что он все еще стоит, не сняв плаща, но ничегоему не сказала, а повернулась и прошла в гостиную. Он долго раздевался,поправлял волосы, затем зашел в ванную. В квартире имелись две ванные комнаты.Одна у входа — для гостей и вторая, большая, рядом с их спальней. Он всегдапользовался большой, но на этот раз помыл руки в той, что у входа. Онаудивилась, что он изменил своей привычке, но опять ничего не стала спрашивать.

И лишь когда он вошел в гостиную и устало опустился вкресло, она наконец позволила себе задать вопрос:

— Ты будешь ужинать?

— Нет.