— Смотри, Вета. Это лекарская. Здесь мы отдыхаем, переодеваемся, пьем взвар, обедаем — одним словом, все для лекарей. Вот свободный шкафчик. Теперь твой, — несколькими штрихами мела на дверце было написано мое имя, и шкаф открыл свои внутренности. Не пустые. — Здесь лекарская форма, два комплекта. Советую не стирать самой, а договориться с прачкой. Сюда каждый вечер приходит госпожа Лаури, платишь ей шесть серебрушек в месяц — и она стирает твою форму. Оставишь грязное на скамейке, через день получишь чистое.

— А… не перепутается?

— Подшей на форму ярлычок со своим именем. Или просто имя вышей, мы все так поступаем.

— Понятно. Спасибо. А…

— Советую в шкафчике еще хранить запасную обувь. Скоро осень начнется, зима, в сапогах будет тяжко, да и грязь…

— Я принесу.

— Здесь в шкафчике сладости, вино, заварник, мед, варенье, травы… Обычно сюда идет благодарность от больных. Или если сама захочешь что-то принести.

Я подумала, покачала головой.

— Я готовлю плохо, да и времени нет.

— Хорошо ли, плохо ли, а проставляться придется.

— Проставляться?

— За углом есть лавочка. Купишь там пирогов, несколько бутылок вина, и принесешь сюда. Скажешь — для коллег по работе. Пироги бери с фруктами. Не знаю, чье мясо туда пихают, но…

Меня передернуло.

— Ладно. Когда?

— Сегодня вечером. Сможешь?

Смогу, куда я денусь.

— С коллегами я тебя по дороге познакомлю. А пока давай проведу по лечебнице. Младшему составу покажу…

— Младшему?

— Уборщицы, служительницы… Учти, с ними лучше не допускать панибратства. Командуй, а иначе на шею сядут. Они здесь не просто так работают…

— А…

— Сама увидишь. Пошли…

Меня подхватили под руку, и повели по лечебнице, комментируя окружающее.

— Здесь перевязочная. Все бинты, все материалы хранятся здесь. Здесь кабинет для процедур. Мало ли, клизму поставить, не на глазах же у всех… Здесь комната для служительниц. Пошли….

Не успела я и «мяу» сказать, как меня втолкнули внутрь. И я захлопала глазами перед толпой народа.

Это пару секунд спустя я поняла, что их всего семь человек. Но с первого взгляда показалось — толпа. И вся эта толпа воззрилась на меня недружелюбными взглядами.

— Доброе утро. Знакомьтесь, дамы, это госпожа Ветана. Она теперь здесь работает.

«Дамы» отозвались бурчанием разной степени недовольства. Я вглядывалась в их лица.

М-да…

Две девушки — явно «подвижницы». Из тех, кто стремится приносить пользу людям, но быстро перегорает. Еще четверо — дамы разного возраста, но одинаковой эмоциональной усталости. С печатью безразличия на серых от усталость лицах. И одна… Кажется, я поняла, о ком вчерашний лекарь сказал «шалава». Юбка с разрезом, кофта в обтяжку, грудь напоказ, волосы в прическу, краски на лице — соскабливай и стены штукатурь…

Зря вчера мужчина разорялся. Таких не выгоняют. Даже в нашем поместье была парочка. Очень, очень полезны, если знают свое место. Мало ли кто случится: гости, друзья, сына просветить надо, хозяин с женой поссорился, напряжение снять придется…

Все я понимаю, но… не одобряю. Лицемерие?

Да, наверное. Тем более, девица смотрела прямо на меня и нахально морщила нос. Ага, все крестьянки, а я дворянка? Так, что ли? Я в ответ прошлась по девице пристальным взглядом, но даже хмыкать не стала. Просто отвела глаза, как от кучи навоза на дороге. Есть — и ладно, чего там рассматривать?

Не укрылось это и от Карнеша.

— Тамира, я кому вчера сказал!

— А что не так?

Темного крабом! У нее и голос глубокий, грудной, с придыханием. Тренировалась она, что ли?

— Сиськи закрыть, краску смыть, волосы убрать под платок. У тебя пять минут, потом сам тебя за дверь выволоку, поняла?

Поняла. Не поверила, но решила не нарываться. Медленно прошла мимо нас, выписывая бедрами непонятные фигуры, сильно хлопнула дверью…

Оскорбленное достоинство. Неоцененное. Интересно, ей не приходит в голову, что активнее всего зазывают на гнилой товар?

Потом мне представили оставшихся шестерых дам. Я старательно запоминала имена — по старой привычке аристократов. Это простонародью позволительно спутать знакомых. Мы же держим в голове не просто списки лиц и имен, но и родословные.

И опять повели по лечебнице, показывая кладовые, кухню, палаты…

Представили меня больным в трех палатах, и объявили, что теперь я их личный лекарь. Палата с женщинами, с мужчинами, с детьми…

Беспризорники с улиц, такие же мальки, как Шими…

Всего четверо, двое в беспамятстве, один со сломанной ногой, один после порки.

Ребенок. Десяти лет. Пойман на воровстве, выпорот, отдан в приют. Раны воспалились, и его отвезли в лечебницу. Лежит теперь на животе, лоб огненный…

Жалко их.

Взрослых — не так, а эти-то в чем виноваты? В том, что родители идиоты? Разные бывают обстоятельства, но…

Хотя какие, к крабам «но»?

Вот если я сейчас рожу ребенка, а потом со мной что-то случится, где окажется малыш?

Да там и окажется. В приюте, или на улице. И не факт, что выживет.

Меня даже слегка замутило. Но я продолжала обход вслед за Карном.

Меня познакомили еще с двумя лекарями.

Дорт Рональ и Терсан Лиртель со мной знакомиться не пожелали, ибо были — в хлам. От одного разило винищем, от второго — смолкой, им сейчас что я, что королева — одинаково. С третьим лекарем мы тоже столкнулись, но в коридоре. Бертен Сенар как раз выходил из палаты.

— А, Карн?

— Берт…

Мужчины пожали друг другу руки. И Бертен (да, тот самый, который требовал уволить некую шалаву) перевел взгляд на меня.

— А это еще кто?

— Госпожа Ветана. Будет здесь работать.

— Ты зачем соплюшку тащишь на нашу живодерню?

Я оскорбилась сразу за все. И за соплюшку, и за «тащишь», и даже за «живодерню».

Хам! Портовый!

— Выражения выбирай, — осек его Карн. — госпожа Ветана, можно — Вета, будет работать здесь, чтобы получить раденорское гражданство.

— Понятно. А сами вы откуда?

— Из Миеллена.

— Вроде тоже неплохое место. И какими судьбами к нам?

— Простите, но я предпочла бы не распространяться об обстоятельствах моей жизни, — поставила я наглеца на место.

Получилось плохо, Бертен покачал головой.