Поясню для молодых. В советские времена писатели, не восхвалявшие политику коммунистической партии и правительства, считались идеологически вредными и в своей стране практически не издавались. Если же автор еще и писал о жизни правдиво, то он считался «идеологическим диверсантом» – чтение такой литературы преследовалось по «социалистическому законодательству». Прочесть кого-то из этих авторов можно было, если кто-то тайком привозил томик, изданный на русском языке за рубежом. По советским читателям эти произведения расходились в виде копий, сделанных на примитивной множительной технике. Называлось это – самиздат. Если того же «Доктора Живаго» нашли у тебя дома или с самиздатом в руках «прихватили» на улице, будешь сурово наказан. Может, по первому разу, раскаявшись и сдав «соучастников», не сядешь, но из партии или комсомола вылетишь однозначно. Вслед за этим, как правило, и с работы, особенно если она у тебя более-менее серьезная и, не дай бог, как у меня, связана с какими-то секретными допусками. В любом варианте у людей на всю жизнь оставалось темное пятно в биографии.

Сведущие люди знали, что, когда Борису Пастернаку надоело писать «в стол», в естественном писательском стремлении быть напечатанным он начал нелегально переправлять на Запад рукописи своих произведений, и в первую очередь – особо значимый для него роман «Доктор Живаго». Все это издавалось за границей, в том числе во Франции. И вот этот символ самиздата в бирюзовой обложке безмятежно стоял на библиотечном стеллаже суперсекретного советского объекта! Представляете, на сколько со своим почти высшим «допуском» могла сесть я, если общий уровень секретности на ледоколе был таким, что членам экипажа запрещалось вести какие-либо дневниковые записи даже бытового характера.

Сколько я в оцепенении простояла над бирюзовым томиком, не помню. Очнувшись, поняла, что дело идет к утру. За бортом все так же грохотал лед, и мне уж точно пора было уходить из кормовых недр ледокола. И коль главный библиотекарь разрешил взять с собой что захочу, я точно знала, что без этого бирюзового тома я отсюда не выйду.

И тут, наконец, я осознаю, что идти-то мне – через весь ледокол. И что на ледоколе есть специальный человек – помощник капитана по политической части, в просторечии «помполит», в чьи прямые обязанностью входит присмотр за членами экипажа, чтобы те не допускали и малейшего отклонения от «правильной» идеологии.

Идти мне отсюда, из кормовых глубин, довольно далеко даже до каюты. А уж до архива, где есть надежные сейфы, и того дальше. И, конечно, когда буду подниматься по трапам и проходить длинными коридорами, меня обязательно задержат. С учетом статуса объекта, где все это происходит, сразу и арестуют, а с учетом моих высоких «допусков» срок, скорее всего, будет немаленьким.

Так и не осознав, почему меня, пока шла трапами-переходами, никто не задержал, дошла до своего рабочего места.

Спрятав «Доктора Живаго» в самый дальний отсек самого надежного сейфа, присела отдышаться. Но долго вытерпеть не смогла.

Уже через несколько минут, отбросив деликатность (слишком уж ранний визит!), ломлюсь в каюту соседа. Слава богу, никем не арестованный, он уже бодрствует. Поблагодарил за принесенный ключ. Ничуть не взволновавшись из-за тома самиздата и одобрив мой выбор, Яков невозмутимо удалился на завтрак. Я же, еще не вполне понимая, что это была за ночь, занялась своими рабочими делами.

Как обычно, в архив заходили люди, спрашивали техническую документацию. Я же, привычно выдавая кому чертеж, кому что другое, каждую минуту подсознательно ждала, что вот сейчас, громыхнув массивной дверью, в архив войдут двое, а то и трое в штатском и для меня все будет кончено.

Едва дожив до конца рабочего дня, ровно в семнадцать ноль-ноль я снова ломилась в дверь к соседу. Буквально пригвоздив его к стенке, сходу потребовала: «Давай, рассказывай!»

Поняв, что живым он отсюда не выйдет, Яков усадил меня на диван и начал готовить кофе. Рассказ главного библиотекаря ледокола, конечно, интереснее, чем мое изложение. Но уж смысл передаю точно.

Ну а пока закипает вода, короткое предисловие.

Это сейчас хоть на Северном, хоть на Южном полюсе есть спутниковая связь, интернет. В те же, уже довольно далекие, докомпьютерные годы, было иначе. При том что ледокол мог несколько месяцев находиться в арктическом рейсе, а на его борту не было даже черно-белого телевизора, роль судовой библиотеки была очень велика. Ну а поскольку все бытовое обустройство первого атомного формировалось по самому высокому разряду, то и к созданию библиотеки отнеслись серьезнейшим образом. На ее формирование были выделены довольно внушительные средства, причем весьма крупная сумма – наличными. А когда деньги поступили, то тем должностным лицам, которые управляли «процессом», пришла в голову поистине гениальная мысль. Эти средства, в том числе и наличные, они вручили уже состоявшим в штате ледокола ученым-физикам с вполне логичным напутствием: «Вы – умные, суперобразованные. Наверняка много читали и знаете, какие книги хорошие, какие – нет. Вот и займитесь их поиском и покупкой. Да покупайте на первый в мире атомный ледокол самые лучшие – зря, что ли, столько денег вам даем!»

Как люди безупречно честные, физики взяли деньги и пошли добывать самые лучшие книги. Лучшие – в их понимании. Им же так поручили!

Хладнокровно минуя, не к ночи будь сказано, советский библиотечный коллектор, они пошли к старым – не хочу даже говорить ленинградским, хотя дело происходило именно в Ленинграде – а вот именно что к старым питерским букинистам.

Увидав живую копейку и поняв, что перед ними – находящиеся «в теме» оптовики, питерские букинисты пооткрывали такие глубинные закрома, что самый прожженный скептик зарыдал бы, увидав россыпь лучшего, что к тому времени было создано в мировой литературе, включая нашу страну.

Когда литература была закуплена и доставлена на ледокол, физики с чистой совестью отчитались о выполненном поручении и доложили, что деньги ими потрачены с толком, удалось найти и купить самые лучшие книги. И кто-нибудь скажет, что это не так?

Похвалив за хорошо сделанную работу, ученым сказали, что, раз уж вы в этом разбираетесь, то и «занимайтесь библиотекой, – это будет ваша общественная нагрузка. А чтоб хорошо работалось – вот вам комплект всего необходимого для оборудования профессиональной переплетной мастерской».

Так ученые – физики-химики службы радиационной безопасности стали судовыми библиотекарями.

Посмотреть, какие именно книги находились в доставленных на борт ящиках, организаторам «процесса», видимо, было недосуг. Да и то: при достройке ледокола и подготовке к выходу в первый рейс дел – уйма.

Судовые же библиотекари тем временем так же добросовестно, как