– Ну что тут обсуждать, – подняв глаза от бумаг, ответил главный конструктор ОКБМ Юрий Панов на мой вопрос, согласны ли окабээмовцы с тем, что именем капитана Соколова обязательно должен быть назван новый атомный ледокол. – О чем мы говорим, когда таких людей в мире наперечет? Только где они, новые атомные ледоколы?

В то время, когда происходил этот разговор, ледоколов действительно не было: экономика измученной перестроечным временем страны только-только набирала обороты. Но сейчас? С судостроительных предприятий Санкт-Петербурга сходят на воду один за другим, один мощнее и краше другого! А наша страна строит амбициозные планы освоения Арктики. Не верю, что в этих грандиозных планах не найдется места для одного из ее символов.

Глава 6

Письма

Технический архив одновременно был и судовой канцелярией: здесь велось все судовое делопроизводство. Львиную долю моего времени занимала работа с почтой.

Когда ледокол находился в рейсе, почта доставлялась вертолетом: как только он садился на палубу, из него выгружалось несколько мешков писем. Именно так: не меньше двух-трех мешков среднего размера. Все письма, кроме личных, вскрывались мной и передавались по принадлежности.

Львиная доля писем была адресована капитану. Больше всего – от детей − и от мальчиков, и от девочек. Ребятишки писали буквально со всех концов страны. Где ровные строчки, где – кривые, где – с ошибками, где – без, на вырванных из тетради листках. И в каждом капитану задавался один вопрос: «Как стать таким, как вы?»

Вторыми по количеству, также отовсюду, были письма в основном от специалистов, в той или иной мере связанных с ядерной физикой, с просьбой принять их на работу на атомоход. Причем у профессионалов был такой интерес к новому направлению в ядерной отрасли, что многие писали: готовы работать буквально «за харчи», лишь бы поучаствовать в новом деле. Такие письма расписывались по соответствующим службам, всем адресатам вежливо отвечали, но всем до единого отказывали. Отказывали на автомате, просто потому, что для формирования и пополнения экипажа была выработана система, не позволявшая попасть на ледокол случайным людям.

Большое количество писем приходило от филателистов. Сейчас коллекционеров почтовых марок тоже немало, но в те годы, о каких веду речь, и в нашей стране, и в мире этим увлекались очень многие.

На «Ленине» филателистическим материалом были конверты с изображением ледокола, погашенные специальным штемпелем. И буквально со всего мира, а уж тем более из всех уголков нашей страны шли письма с просьбой прислать такой раритет. Все эти просьбы мы удовлетворяли. Этим занималась я, затрачивая довольно много времени, − писем с такими просьбами было огромное количество. Перед каждым рейсом приходилось запасать огромное количество конвертов – будущей филателистической радости для коллекционеров всего мира.

Через филателию, конечно, занятно общаться практически со всем миром; однако самое интересное было связано с письмами членам экипажа от родных.

Жизнь моряка такова: что дома ни случись, если ты в долгом, да еще арктическом рейсе, ничем не поможешь. И вот, скажем, где-то у берегов Земли Франца-Иосифа матрос получает письмо из деревни от старенькой матери: «Сынок, крыша совсем прохудилась, скоро зима, ума не приложу, что делать…» И если этот матрос уже «знал порядок», то он пулей летел в радиорубку и слал матери депешу, чтобы срочно сообщила ему полные имя-отчество самого главного районного начальника той местности, где находится деревня.

Получив эти данные, матрос шел к капитану. А вскоре главному районному начальнику приходило необычное письмо на умопомрачительно-шикарном личном бланке Героя Социалистического Труда, почетного полярника, заслуженного работника морского флота, капитана легендарного атомного ледокола. В нем высшему должностному лицу прежде всего рассказывалось о том, какие важные народно-хозяйственные задачи решает в Арктике атомоход «Ленин». И следом – какой существенный вклад вносит в решение этих задач «один из лучших моряков экипажа, ваш земляк…»

Как правило, вскоре матрос получал новое письмо: «Сынок, знать не знаю, откуда что взялось, но приехали какие-то люди, привезли стройматериалы, а на крышу, не поверишь, полез сам председатель…»

По депеше с палубы ледокола перекрывались крыши, дети членов экипажа устраивались в детские сады и ясли, родители – в хорошие больницы, добывалось нужное лекарство. И все это – беспрерывным потоком. Иногда по сложным вопросам переписка длилась годами. Бывало, уж сам моряк забывал, о чем просил капитана. Но никогда не забывал капитан.

Письма от детей… На каждое, даже написанное самым что ни на есть корявым почерком со сплошными грамматическими ошибками, капитан отвечал сам. При этом я знала, что он чрезвычайно занят и на эти ответы тратит и без того краткие минуты отдыха. И частенько, когда свободные от вахт члены экипажа в кинозале смотрели веселую комедию, капитан сидел над разномастными листками и писал ответ каждому ребенку.

Однажды я не выдержала и спросила:

– Почему вы тратите столько времени на то, что легко могли бы перепоручить другим членам экипажа, тем же своим помощникам – судоводителям? Каждый из них может рассказать ребенку, как стать моряком и как – именно капитаном.

Долго и задумчиво посмотрев на меня, как будто вглядываясь в прошлое, капитан тихо заговорил: «Много лет назад, когда я жил в далекой от моря Костромской области, учился в младших классах и не думал ни о каких плаваниях, случился день, перевернувший все мои прикидки на дальнейшую жизнь.

Что привело в наш маленький сухопутный городок этого человека, не знаю, но однажды в нашей школе появился моряк. В строгой красивой форме, со значками и нашивками, он показался нам человеком из невероятно далекого, совершенно нам неведомого, но безумно интересного мира.

Всех учеников собрали в актовом зале, и мы сидели, буквально замерев от предчувствия чего-то необыкновенного. Об этом необыкновенном моряк и рассказывал: о дальних плаваниях, о заходах в порты, о штормах, кораблекрушениях и долгих разлуках с близкими.

После встречи с моряком мы, как всегда гурьбой, шли домой. Наперебой что-то восклицая, говорили только о море. Кричал ли громче всех я или шел молча, не помню, но это не имело никакого значения. Ничто не имело значения, кроме одного: я знал, кем стану, когда вырасту. И стал».

Уточнять, почему каждому ребенку он отвечает сам, я не стала. Было и так понятно.

Глава 7

Библиотека и библиотекари

Прежде чем начать разговор о формировании самой библиотеки, расскажу о том, как складывался коллектив судовых библиотекарей первого в мире атомного ледокола.

Научное сообщество ученых, разрабатывавших параметры атомного ледокола, возглавляли два великих