еще человеку, на долгие месяцы оторванному от дома, ничего не достать, не купить, – как же нужна была хоть какая-то поддержка!

В главе «Письма» я расскажу, как с палубы ледокола решались вопросы и проблемы, возникавшие в семьях членов экипажа. Но всего письмами не решишь. И частенько бывало, что, надев самый что ни на есть парадный китель со всеми знаками отличия, от значка «Почетный полярник» до Звезды Героя, он брал за руку матроса ли, моториста – кого угодно из экипажа – и шел с ним в высокие кабинеты выбивать кому-то комнату, а кому и квартиру. И нередко жилье таки выбивалось! И когда удавалось хоть что-то добыть для члена экипажа, капитан радовался больше того матроса, кому помог. Знаю по себе.

Через две-три недели после того, как я поступила на ледокол, – а он в это время стоял на базе, готовился идти в рейс, – утром в понедельник с какими-то бумагами зашла к капитану. Просмотрев их, Борис Макарович спросил, как я провела выходные.

– Вчера помогала бывшей коллеге покупать холодильник. Пока она оформила кредит, пока привезли ей домой, день и прошел.

– Ну а ты себе купила? – вскинул брови капитан. – Тебе, наверное, тоже нужен хороший холодильник?

– Да, не помешал бы…

– Ты зарплату на ледоколе получила? Ну так бери матроса, машину и езжайте в магазин!

Что было делать? Покупка холодильника пока не входила в мои планы, но, с другой стороны, хорошо бы и поменять мой старенький, да и капитан почти что приказывает…

Примерно к обеду мы с матросом управились, и я первым делом поднялась доложить капитану, что новенькая «Бирюса» уже стоит у меня на кухне.

– Без кредита купила? Хватило зарплаты? – допытывался капитан.

– Хватило, Борис Макарович, еще и на жизнь осталось.

– Ну то-то! Будешь знать, где лучше: в редакции или на ледоколе.

Донельзя довольный, капитан с мальчишеской улыбкой откинулся на спинку кресла.

Спустя какое-то время я уже знала, насколько ему важно, чтобы, работая на ледоколе, в материально-бытовом смысле человек ощущал себя комфортнее, чем прежде.

Мне довелось работать с несколькими капитанами. Как люди они были разные, в том числе и очень хорошие – и в человеческом, и в профессиональном смысле. Но нигде помощь членам экипажа, всем в равной степени, не шла таким мощным безостановочным потоком, как на «Ленине».

Только я немного освоилась в своем первом рейсе, как у меня появилась святая обязанность: пить чай.

Чем бы я в своем архиве ни занималась, я знала, что ровно без пяти минут одиннадцать утра зазвенит телефон прямой связи с капитаном. Сняв трубку, услышу короткое: «Приходи».

Почему именно вашего покорного слугу капитан выбрал в чайные сотрапезники? Моя версия такая.

Пить чай в одиночку, во-первых, скучно, а во-вторых, на ледоколе было просто не принято. Но бóльшую часть экипажа из-за постоянного наблюдения за приборами нельзя было вырвать из строго очерченного времени вахты. А тут – архивариус… Говорит, что журналистка, – глядишь, хоть на несколько минут можно отвлечься от обыденных забот…

Поднявшись наверх, видела одну и ту же картину: буфетчица Нина Морозова заваривает капитану лечебные травы, какие рекомендовали ему опытнейшие судовые врачи, а мне – просто чай. И раз уж выпало счастье такого ежедневного чаепития, я научилась помалкивать, слушая сотрапезника. Тем более что ему было о чем поговорить.

Рассказывал о детстве, о курсантской юности, но о чем бы ни начинал говорить, почти каждый раз происходило одно и то же: отодвинув чашку, капитан клал на чайный столик как бы случайно лежавший неподалеку лист бумаги, брал в руки ручку и начинал рисовать… счастливое будущее.

В экипаже знали, что при всей уникальности профессиональной судьбы семейно-домашняя жизнь капитана, мягко говоря, была непростой. Если говорить как есть – она была трагичной.

В каком возрасте он женился, я не помню. Осели с женой в Санкт-Петербурге, тогдашнем Ленинграде. Вскоре в молодой семье родился горячо любимый сын. Во всяком случае отец любил своего единственного ребенка с той силой, с какой только может любить столь мощный человек.

Несмотря на длительные разлуки, незримая связь отца с сыном привела к тому, что, окончив школу, юноша поступил в то же Высшее инженерное морское училище имени адмирала С. О. Макарова, где учился отец, и мечтал стать моряком. Увы, не сбылось.

Кажется, еще на одном из первых курсов юноша, гордость и надежда отца, трагически погиб. Однажды, возвращаясь с занятий, он увидел, что мальчишки, по возрасту примерно первоклассники, вертят в руках самодельный пистолет. Как взрослый и ответственный человек он подошел к пацанам, чтоб сделать им соответствующее внушение ну и, наверное, отобрать опасную игрушку. Мальчишки отдавать неизвестно как попавшее к ним в руки сокровище, конечно, не хотели. То ли кто-то из них нечаянно нажал на курок, то ли произошел самопроизвольный выстрел, но для курсанта, тоже, в сущности, еще мальчика, он оказался смертельным.

На рассказ, что значило для Бориса Макаровича потерять единственного ребенка, его гордость и надежду, даже слова тратить не буду – и так всем понятно.

Помолчим и продолжим повествование.

С женой, судя по всему, у Соколова и до этой трагедии были не совсем близкие отношения. А после гибели сына они, видимо, еще дальше отошли друг от друга и вскоре развелись.

Новой семьи, по только ему известной причине, капитан не создал. Детей тоже больше не было.

Пуританином он не был, время от времени в его жизни появлялись какие-то женщины. С одной из них – уже под конец жизни – он даже зарегистрировал отношения. Но это было сделано скорее из каких-то житейских соображений − тепла не было и там. Я общалась с Борисом Макаровичем до самой его внезапной смерти, так что знаю об этом не понаслышке.

Жизнь между тем продолжалась. Со временем он не то чтобы отошел от невосполнимой утраты – конечно нет. Думаю, как все сильные люди, он научился с этим жить. И с годами среди ледяных торосов все явственнее проступала мысль о том, что из долгой «рабочей зимы», то есть навигации, хорошо бы возвращаться не в однокомнатную квартирку на пятом этаже дома без лифта в Мурманске. Он понимал, что рано или поздно придется отойти от дел и хорошо бы осесть там, где он сможет видеться со своей единственной семьей – то есть экипажем.

Поскольку семьи членов экипажа ледокола жили от Мурманска до Сочи и от Владивостока до Калининграда, наиболее удобной для «базирования» капитан посчитал Московскую область. Именно там он мечтал приобрести участок земли и построить просторный дом. Вот