Но Вар — левша. И может быть, подумал он, то, что винтовая лестница закручена по часовой стрелке, — это как раз знак? Что всё это с самого начала предназначалось для него?

Бредовая мысль, конечно.

С высоты башни — хотя высота и невелика, футов двадцать, не больше, — всё и правда было видно прекрасно.

Участок, размером примерно с футбольное поле, со всех четырёх сторон обнесён оградами, которые защищают его от посторонних глаз, как куртины — средневековый замок. По бокам, с востока и с запада, — дощатые заборы, оба по шесть футов высотой; сзади, с севера, густая и широкая зелёная изгородь, даже повыше заборов. Со стороны главного крыльца и лужайки, вдоль Первой улицы, под надписью «Парковка только для церкви Славного Альянса!», банк установил ограждение из проволочной сетки, поверх него натянул оранжевую ячеистую ткань и ещё развесил предупреждающие знаки. И такая же проволочно-ячеистая конструкция перегораживает выезд с асфальтовой парковки на заднем дворе. Даже если кому-то прямо приспичило узнать, что происходит внутри, ему придётся как следует постараться, чтобы сквозь эти ячейки что-то рассмотреть.

Вар отыскал глазами Джолин. Она шла вдоль ряда растений, касаясь каждого из них садовым совком — прямо фея-крёстная осеняет крестников своим благословением. Но потом он сообразил: она их не осеняет, а считает. Будто они могли сбежать. Будто за ночь у них ноги отросли.

Когда она взяла шланг и начала поливать, он сообразил ещё кое-что: если он хочет попробовать эту штуку с перерождением — а он хочет, хотя, конечно, не собирается ей об этом сообщать, — то теперь, благодаря шлангу, перевес на его стороне. Так что придётся ей выложить ему всё, что она знает про святую воду.

Он быстро сбежал по винтовой лестнице, пересёк асфальтовую парковку и — выше голову, шире грудь — смело ступил на вражескую территорию.

— А эта хорошая почва, которая тебе нужна, — он решил не сразу в лоб выяснять про святую воду, а сначала, используя сильную сторону противника, применить отвлекающий манёвр, — где ты её возьмёшь?

Джолин кивнула — одобрила вопрос — и, открутив наконечник у шланга, указала на три кучи, высотой примерно по пояс, которых Вар вчера не заметил.

Кучи состояли из слоёв разложившейся или разлагающейся еды. Банановая, апельсиновая, дынная кожура; какая-то зелёно-бурая масса — видимо, бывшие овощи.

— Мусор?

— Был мусор, — согласилась она. — А будет компост.

Вар изумлённо — достаточно изумлённо, как он надеялся, — вскинул брови.

— Компост, отлично. Слушай, а что делал священник, чтобы вода стала святой?

Она мотнула головой в сторону дощатого забора за компостными кучами.

— Тут под боком магазин, называется «Греческий рынок», я забираю у них лежалые фрукты, овощи — всё, что уже не продашь. Складываю, пересыпаю землёй. Остальное делают черви. А ты знаешь, что компост — это китайцы, они первыми его придумали ещё в двухтысячном году до нашей эры? А потом…

Вар начал отключаться, но в этот момент солнце, пробившее перистые кроны королевских пальм, отразилось от зеркальных очков Джолин, и он вспомнил: совсем недавно уже было что-то похожее.

В Сансет-Палмс он вставал рано-рано, чтобы можно было ни с кем не делить бассейн. Вода на рассвете сверкала ослепительно, вот как эти очки. И как он в неё ни вглядывался, видел только отражённого себя, своё лицо. А бывает, что как раз себя и не хочешь видеть.

— А-а, — немного невпопад включился он. — И этот… священник, он говорил заклинания или что?

— Я откуда знаю? Я всего один раз слышала. Просто сказал какие-то специальные слова. — Джолин сдвинула шляпу набекрень и довольно долго разглядывала его голову. — Ты какой-то… заржавелый.

Вар провёл рукой по волосам. От мамы ему достались кудри колечками, а от папы цвет — тёмная медь. Такое, конечно, нечасто встретишь. Плюс летнее солнце — медь выгорела до бронзы. Плюс три недели бассейна с хлоркой.

— Я знаю, — сказал он. — Ну так что насчёт…

Джолин понимающе взмахнула совком.

— Ладно, не обижайся. У меня вон, когда солнце, веснушки кажутся зелёными. Ну вот, и я решила сделать три кучи, потому что они все находятся на разных стадиях, и…

Раздался оглушительный свисток, и они одновременно обернулись.

Во дворе общественного центра дети начали выкрикивать хором:

Несколько раз в день летлаговцы выстраивались в широченный хоровод и, сцепившись локтями, кричали всей толпой вот это самое — оно называлось «Построй настрой». Вар вообще не любил, когда кричат, а тут он вдобавок совершенно не понимал, что они все кричат.

Дома после первого лагерного дня он спросил маму, что значит рекреация.

«Отдых, развлечения. Вообще всё, что делается для удовольствия, не для работы».

Но мамино объяснение и день, проведённый в летнем лагере, никак не вязались между собой.

«А каникуляция?»

«Такого слова нет, — сказала мама. — Ты, наверное, неправильно услышал».

На следующий день он слушал очень внимательно и, когда слово прозвучало снова, отцепил локоть от соседнего локтя и поднял руку.

«Что такое каникуляция?»

Вожатая посмотрела на него удивлённо и сказала:

«Просто каникуляция, и всё. В рифму потому что».

Это не очень помогло.

Но с того дня он кричал «построй-настрой» вместе со всеми — правда, чувствовал себя при этом как-то неловко.

— Ау, проснись. — Джолин помахала рукой перед его глазами. — Тебе пора! Пока.

— Нет ещё. — Вару показалось, что это не он говорит, кто-то другой. — У меня тут сегодня кое-какие дела.

Вар отжимал вывернутую дверную створку, пока верхний её край не лёг с глухим стуком на землю. Если уж он собирается превратить эти развалины в свой замок, то пусть у него будет нормальный подъёмный мост, а не торчащее непонятно что.

Потом, сделав множество ходок, он перетаскал весь мусор из купели в баки в дальнем углу двора. Но в самом конце дело застопорилось: на дне купели обнаружился большой тяжёлый медный колокол. Наверное, его сшиб подвешенный к стреле железный шар, которым рушили колокольню.