Ему не дали удалиться с миром.

— Сережа! — раздалось за спиной.

Лучше бы Валентину не разевать свой поганый рот, обрамленный аккуратно постриженной бородкой!

Сергей обернулся.

— Кто тут тебе Сережа? Ты кто такой? Ты кем себя воображаешь?

Он говорил, а сам уже двигался к Валентину и понимал, что этого лучше не делать, но остановиться не мог. Непреодолимая сила толкала его. Он не мог и не хотел ей противиться.

Ненавистное лицо приближалось. Обладатель этого лица не имел никакого права забирать у Сергея мать. Как посмел он касаться ее? Трогать лоно, родившее Сергея, тискать вскормившую его грудь! Это было невыносимо. Как если бы у вас вычеркнули детство. Нет, не вычеркнули. Вымарали. Вымарали и сказали, что так и было.

Мать схватила Сергея за рукав. Он вырвал руку с такой легкостью, словно его пытался удержать ребенок. Лицо Валентина заполнило собой все видимое пространство. Потом перед этим лицом появились две растопыренные пятерни. Этот гад выставил перед собой ладони, как на тренировке по отработке удара. К тому же он был на голову, а то и на полторы выше Сергея.

— Успокойся, — сказал он. — Давай поговорим.

— Сейчас, — сказал Сергей.

Он резко ударил Валентина ботинком по голени и добавил другим под коленную чашечку. Выставленные руки опустились, бородатое лицо тоже. Это был самый подходящий момент, чтобы свернуть Валентину нос или выбить передние зубы. Сейчас он был совершенно беззащитен.

Но мама крикнула «Сережа!» — и это был ее голос, не его.

И Сергей остановился. Разжал кулаки. Выпустил воздух из груди. Снова пошел прочь.

Мать догнала его возле подъезда. Положила руку на плечо и развернула к себе.

— Что ты себе позволяешь? — прошипела она. — Он взрослый человек, состоявшийся мужчина.

— А я кто? — осведомился Сергей с горечью. — Несостоявшийся?

— Валентин со мной не просто так. Мы поженимся.

— И деток заведете? Кто у меня будет? Братик или сестричка?

— Не юродствуй! — прикрикнула мать. — Это жизнь. Взрослая жизнь. Всю молодость я посвятила тебе и отцу. Но мне хочется пожить и для себя тоже, понимаешь?

— Кажется, да, — медленно произнес Сергей. — До сих пор ты просто исполняла обязанность. Неприятную обязанность. Тащила лямку. Теперь тебе надоело. Ты устала. И тебе хочется отделаться от нас.

— Не от тебя! — быстро возразила она. — Ты можешь переехать к нам. В любой момент. У Валентина большой дом. Свой дом. Тебе понравится.

— Нет. Не понравится. Я не собираюсь жить у твоего Валентина. Он для меня никто. Пустое место.

Сергей сплюнул.

— Я тоже? — спросила мать тихо. — Тоже пустое место?

— Ты его жена, — сказал он. — Ну и иди к нему. Беги, раз так свербит. Трахайтесь, сколько влезет.

Она хлопнула его ладонью по лицу:

— Щенок! Сопляк! Как ты смеешь?

Сергей посмотрел на мать, но взгляд его был направлен сквозь нее.

— Что вы сказали? — спросил он деревянным голосом. — Мы разве с вами знакомы?

И таким холодом повеяло от него, что мать отшатнулась. Сергей пошел к себе в подъезд, поднялся в квартиру и стал собираться в спортзал.

— Поговорили? — спросил отец.

— С кем?

— С матерью.

— С чьей? — продолжал тупить Сергей.

— Брось валять дурака! — рассердился Геннадий Ильич. — С ним серьезно, а он тут представление устраивает.

— Отвяжись от меня! Оба отвяжитесь!

— Ты гляди, полегче у меня!

— А то что? — спросил Сергей.

— А то я тебя огорчу — до невозможности! — ответил Геннадий Ильич угрожающе.

— Не огорчишь. Дальше некуда потому что. Рога себе купи. Оленьи, знаешь? Повесь на стену и любуйся.

Выпалив эту тираду, Сергей подхватил рюкзак и ринулся к выходу. Как же он ненавидел сейчас этих двоих, которые по какому-то недоразумению являлись его родителями! Он их просто видеть не мог. Если бы отец попробовал задержать его и устроить разбирательства, то Сергей, ей-богу, мог бы ему в зубы двинуть. Он за себя не отвечал больше. Они его довели, сами виноваты!

Шагая по улице, он смотрел себе под ноги, чтобы не встречаться взглядом с прохожими. Для них это было бы слишком небезопасно. Мало ли что ему почудится в устремленных на него глазах. Когда приходилось обминать или обгонять кого-то, Сергей подбирал плечи и запрещал себе выставлять локти. Он знал, что ищет повода, нарывается на драку, а это было несправедливо. Не прохожие его родили, вырастили, а потом предали. Да, да, предали! И отец тоже, потому что не сумел или не захотел держать мать в узде. Был бы настоящим мужчиной, она бы от него не сбежала. Они, видите ли, не ужились друг с другом, а крайним остался сын. Потому что мать нашла себе другого. Отец избавился от нее. А Сергей лишился родителей. У него больше не было семьи.

«Команда — вот моя семья отныне», — решил он, и ему стало легче.

Главное теперь: позабыть все, что связано с родителями. Выбросить из головы игры, в которые он играл с отцом. Никогда не вспоминать маминого ласкового голоса, убеждающего, что нужно закрывать глазки и спать. Все в прошлом. Нет больше отца. Нет матери. Есть только Сергей Карачай. Он будет каменным, он будет жестким и крутым, он достигнет таких высот, что им и не снилось. И однажды подкатит к ним на шикарной тачке, в прикиде за сто тысяч баксов и лениво спросит, как дела, не нуждаетесь ли в чем-нибудь, родители? Снисходительно выслушает, подбросит деньжат и уедет. Пусть смотрят ему вслед и чешут репы. И чтобы у мамы слезы на глазах выступили.

«Как же ты без нас? — крикнет она. — Как ты один?»

«Я не один, — прокричит он в ответ. — У меня теперь другая семья».

Команда. «Бульдоги». И он тоже бульдог, свирепый и беспощадный, нечувствительный к боли.

В спортивный зал Сергей вошел успокоившимся, почти равнодушным. Поприветствовал парней традиционными хлопками ладони о ладонь, обменялся парой ничего не значащих фраз, и от сердца отлегло окончательно. Вокруг были друзья: шебутной Рафик, бесшабашный Коля-Воля, здоровенный, как лось, Жека Могильщик, зубоскал Шурик. Всех их любил Сергей и был готов за них жизнь отдать. Они были не просто одной командой. Они были гарнизоном крепости, противостоящим всему враждебному миру. Только вместе они могли победить и выжить.

Шурик и Жора Одессит вышли на ринг, принялись лениво разминаться, нанося пробные удары руками и ногами. Наблюдать за ними было одно удовольствие. Даже в расслабленном состоянии они производили впечатление опасных, опытных бойцов. В том, как они наносили удары, уклонялись и ставили блоки, сквозила неосознанная звериная грация. Сергей не смог бы выразить это словами, но он чувствовал, что здесь, в зале, собравшись вместе, все они становятся честнее, правильнее, лучше.