– Ну, ребята, я ухожу, на этом пока все, – сказала Эстер.

Она не стала уточнять, что подразумевала под словом «это», но, возможно, и не нужно было. Они остались вдвоем, и Ингрид повела плечами. «Выкладывай, черт побери», – читалось в ее глазах. Саймон с жаром принялся рассказывать.

– Так ты знал, где искать Пейдж? – спросила Ингрид.

– Я ведь уже сказал. Кое-что мне рассказал Чарли Кроули.

– И ты решил проследить. А потом этот другой бездомный, как его, Дейв…

– Я не знаю, бездомный он или нет. Я знаю только, что он следит за расписанием игры этих музыкантов.

– Не цепляйся к словам, Саймон.

Он и не собирался.

– Значит, этот Дейв… он сообщил тебе, что Пейдж собирается быть там?

– Он думал, что это возможно, да.

– И ты ничего мне не сказал?

– Я же не знал наверняка. Зачем тебя попусту расстраивать, вдруг ничего бы не вышло.

Она покачала головой.

– В чем дело? – спросил он.

– Ты ведь никогда не лжешь мне, Саймон. Ты этого не умеешь.

Это правда. Жене он никогда не лгал и в каком-то смысле не лгал и сейчас, он просто старался несколько смягчить правду, и это было нехорошо.

– Ну, прости меня, – сказал Саймон.

– Ты не стал говорить мне, потому что боялся, что я тебе помешаю.

– Отчасти да, – сказал Саймон.

– А еще почему?

– Потому что пришлось бы рассказывать тебе все остальное. Как я ее разыскивал.

– Несмотря на то, что мы вместе решили не делать этого?

Строго говоря, лично он такого решения не принимал. Ингрид безапелляционно заявила об этом, а Саймон просто не стал возражать вслух, но сейчас было не до этих нюансов.

– Я не мог… я просто не смог бы вот так взять и дать ей уйти.

– А ты думаешь, что я могла бы?

Саймон промолчал.

– Ты думаешь, мне не больно?

– Нет, конечно не думаю.

– Чепуха. Ты думаешь, что мне было все равно.

Он снова чуть не сказал «конечно нет», но разве в глубине души он действительно так не думал?

– И что ты собирался делать, Саймон? Снова отправить ее на реабилитацию?

– Почему бы нет?

Ингрид закрыла глаза:

– Мы уже пытались…

– Одного раза мало. Вот и все. Одного раза мало.

– Все это без толку. Пейдж должна сама прийти к этой мысли. Неужели ты этого не понимаешь? И я вовсе не махнула на нее рукой, – Ингрид словно выплюнула эти слова, – потому что перестала ее любить. Я махнула рукой только потому, что она ушла и мы не можем вернуть ее обратно. Ты слышишь? Не можем. Вернуться может только она сама.

Саймон повалился на диван. Ингрид села рядом. Опустила голову ему на плечо, правда не сразу.

– Я старался, – сказал Саймон.

– Знаю.

– И у меня ничего не вышло.

Ингрид прижалась к нему теснее.

– Все будет хорошо, – сказала она.

Он кивнул, хотя понимал, что уже не будет, никогда.

Три месяца спустя

Саймон сидел напротив Мишель Брэди в своем просторном офисе на тридцать восьмом этаже; на противоположной стороне улицы некогда стояли башни Всемирного торгового центра. В тот ужасный день он сам видел, как рушились эти башни, но никогда не говорил об этом. И никогда не смотрел документальных фильмов, новостей и передач, посвященных годовщине этого события. И ходить туда просто не мог. Вдали, чуть-чуть справа, над водой можно было видеть статую Свободы. Отсюда, по сравнению с расположенными ближе высотками, она представлялась совсем маленькой, но ее одиноко дрожащее в воде отражение с высоко поднятым факелом казалось бодрым и энергичным, словно этакий зеленый маяк, и хотя Саймону давно приелись все эти виды из окна – они, конечно, эффектны, но, если видишь их каждый день, они неизбежно надоедают, – статуя Свободы всегда давала ему ощущение покоя.

– Я вам так благодарна, – сказала Мишель со слезами в глазах. – Вы всегда были нам добрым другом.

Он не был им другом, отнюдь нет. Он был для них консультантом по финансовым вопросам, и она являлась его клиенткой. Но слова ее тронули его. Именно это Саймон и хотел услышать, он и сам старался смотреть на свою работу под таким углом зрения. Однако был ли он действительно другом?

Двадцать пять лет назад, когда у Рика и Мишель Брэди родился первый ребенок, дочка Элизабет, Саймон открыл для них опекунский счет, чтобы Рик и Мишель начали копить деньги на учебу в колледже.

Двадцать три года назад он помог им организовать ссуду на покупку первого дома.

Двадцать один год назад он взял на себя оформление бумаг и все дела, связанные с удочерением Мей, девочки из Китая.

Двадцать лет назад он помог Рику финансировать заем, чтобы открыть бизнес по оказанию специализированных полиграфических услуг, и в настоящее время Рик имеет клиентов во всех пятидесяти штатах.

Восемнадцать лет назад он помог Мишель устроить ее первую художественную студию.

За все эти годы Саймон с Риком переговорили о многом – и о расширении бизнеса, и о прямом депонировании зарплаты, о том, стоит ли Рику переходить в разряд корпораций с обычным налогообложением, и о том, какой порядок выхода на пенсию лучше, о том, что выгодней: брать автомобиль в аренду или купить собственный, и о том, будет ли частная школа для девочек им по карману. Они обсуждали проблемы вложения денег, платежного баланса, фонда заработной платы компании, расходов на отдых для всей семьи, покупку рыбачьего домика на берегу озера, обновление кухни. Они создали 529 учетных записей и сделали анализ схемы распределения наследуемого имущества.

Два года назад Саймон помог Рику с Мишель прикинуть наиболее выгодный способ оплатить свадьбу Элизабет. Саймон, конечно же, присутствовал на торжестве. Много слез пролилось в тот день, когда Рик и Мишель любовались идущей к алтарю дочерью.

А месяц назад Саймон сидел в той же церкви на том же стуле во время отпевания почившего Рика.

И вот сейчас Саймон помогал Мишель, все еще не оправившейся после потери спутника жизни, освоить все те мелочи, которыми прежде занимался Рик: сводить баланс чековой книжки, разбираться с платежной карточкой, проверить, какие суммы лежат на общих, а какие на раздельных счетах, не говоря уж о тонкостях ведения бизнеса, но прежде надо было решить, стоит ли ей заниматься этим вообще, или лучше продать компанию.

– Я рад, что мы можем помочь, – сказал Саймон.

– Рик был готов к этому, – ответила она.

– Я знаю.