небытиё.

А роковому будут судьи

и имя на века твоё…

   ………………………………

Твоя рука в руке другого,

в другом запутались глаза,

а мне тоска и боль убогих,

мостящихся под образа.

2016г.

Не удивляйся

Ты удивишься этому письму

И крику слов немых и, где-то, скучных,

Как ветви осыпающей листву,

Вдруг, о забор в безветрие хлестнувшей.

Ты не узнаешь; автор этих строк

С разбега влип в красивую улыбку

И с той минуты жить уже не смог,

Увязнув сердцем в паутине липкой.

Густая тень распахнутых ресниц

Сны обрамила непорочным пленом.

Казалось бы, как следует рванись,

И рухнут взора бархатные стены.

Но не решился, хоть довольно смел.

Терзает душу тягостная мука;

Так чувствуют себя, когда в расстрел

Услышишь перед смертью выстрел в ухо.

Где знать тебе, что в пакостную хмарь,

До нитки промочив себе штанины,

Смеша всю ночь заржавленный фонарь,

Разинув рот, слезу ловил с рябины.

Пусть слов немых обшарпанная рать

Достойна только горестной улыбки.

Не грех, когда поднимется порвать

Рука бумажный отклик пережитка.

Не удивляйся этому письму

И крику слов немых и, где-то, скучных.

Нет-нет и ветвь стряхнёт свою листву,

Вдруг, о забор в безветрие хлестнувши.

2017г.

Вам, доброй ночи

Вам, доброй ночи. Удивились – помнит?

 Моя обида? Черти пусть её…

 Тогда в далёком, я преступно скромный

 Так глупо счастье отпугнул своё.

 Кто виноват, что Вы уже любили,

 И получил обманом  Вас другой.

 А я не знал, и этим Вы убили,

 Так сладкий сердцу первый непокой.

 Пусть…  Ведь прошло… Вы отпринадлежали.

 Зачем же было прошлое скрывать?

 Ведь ненамеренно…, любя  Вы продолжали,

 Чужою будучи, мне сердце надрывать.

 Я слепо брёл и преданной собакой

 Послушно мордой тыкался в обман,

 Как оступившись волк встревает лапой

 В расставленный у дерева капкан.

 Не Вы… Я бросил Вас тогда в усладу

 Предубежденью, хоть потом и клял.

 И лет, теперь не помню, сколько к ряду

 Других улыбкой Вашей наделял.

 Из многих кто теперь – и будут лучше,

 Не утаив… Хоть будут не любить.

 А Вы любили… Просто злополучный

 Над нами демон занялся кружить.

 И накружил тревогу снам и память,

 Определив недолго рядом быть.

 Но может тем, что стёрто между нами

 И стоит в этом свете многим жить?

 Вам, доброй ночи. Удивились – помнит?

 Моя обида? Черти пусть её…

 Тогда в далёком, я преступно скромный

 Так глупо счастье отпугнул своё.

2016г.

Я там завяз

Я там завяз, совсем в другой стране,

которую бессовестно просрали

так в недалёком, но далёком прошлом.

Семидесятые опять приснились мне

в замызганном чепке ЖД вокзала,

где я, качаясь пьян, ругаюсь пошло.

Тягучим сном забрёл в Бахчисарай:

Наложницы, их  яркие халаты.

Кальян. Вино и лущеный миндаль.

Чалма, павлиний азиатский рай.

Лик евнуха, смотрящего палаты,

И взор Марии в северную даль.

Я всё узрел, что Пушкин написал.

И, в общем-то, признателен Гирею,

что в чаши заключён любви фонтан,

где всё ещё творит печальный бал

большое горе, мрамор смертью грея,

которою дохнул жестокий хан.

Но мнилось, не приметил что-то гений:

сосуд с инжиром, вычурную вязь –

знак упоения и обречённой страсти;

неясную тоску арабских пений;

и то, что луч слезой случайной льясь,

обмана горечь освещает власти.

И будто в этом беспокойном сне

пишу, что на бумаге не посмею:

Не убиенной пленом, а себе

оплачен в мраморе возвышенный хвалебен…,

так я живу теперь не в той стране,

которой нет, в которой вроде не был.

Но там завяз – в есенинском вине,

в мертвецком мраке лермонтовской сакли.

Похоже беглый в каторжном краю,

в болото провалившись при луне,

смерть холит лёгкую нежданную свою.

Есть в этом правое, не так ли?

И хоть живу совсем не в той стране,

которая была недолгим домом,

я русский, сердце русское во мне

в том ангела и чествую поклоном.

2017г.

Осенние сны

Всякий раз, когда осины скинут золото

и река замрёт в оковах серебра,

на Голгофу сны насильно тащат волоком

и плетьми секут до раннего утра.

Так устроено – года стирают многое;

очень многих утеряются следы…

Затерять и сам себя не раз я пробовал,

И мечталось, затеряешься и ты.

Только вера неприметною церквушкою

Всё же вера, хоть забыта к ней тропа.

Вот и сердце непутёвое не слушает

И колотит, в бездне гибельной пропав.

Потому бреду тоскливой непогодою

В почерневшую церквушку у реки

И, как будто, неизведанное трогаю

Снам несбыточным и сердцу вопреки.

Пусть моей твоя рука так и не тронута.

Для другого пусть ресницы и глаза;

Я давно пустой надеждою спелёнатый

Непокой свой уместил под образа.

2017г.

Ведьма

Затянуло небо траурной вуалью,

 месяц обернулся тучами как шалью.

 Не мерцают звезды, украшая выси,

 будто намекая; – Смертный, хоронися.

 Спрятались собаки: не скулят, не лают.

 Над рекой уснувшей ветер завывает.

 Темнота глухая – утомилось солнце.

 Свечкою мерцает лишь одно оконце.

 За окошком дева косы расплетает

 и с мохнатым чертом весело болтает.

 Юница в наряде с расписным узором.

 Дверь в избе закрыта кованым запором.

 Помело девице подаёт хвостатый,

 теребя  оборки волосатой лапой.

 В зеркальце лукавый шельма взор бросает,