Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В каком смысле? — подался к Элронду Северус. — Разве вы не к сыну едете?..
— Нет, юноша… — вздохнул эльф. — Моего восьмимесячного малыша какими-то колдовскими силами коварно похитили пять лет назад. Сейчас ему около шести, и я отчаянно боюсь того, что готовит мне встреча. Я ничего не знаю — ни в каких условиях рос мой ребёнок, ни как с ним обращались все эти годы. Да у него, наверное, и имя теперь другое!
— Понимаю, — задумчиво произнес Северус и достал палочку. — Вот что, сэр, ни в какую больницу мы не пойдем, ни в маггловскую, ни в Мунго. Я не знаю, как на вас отреагируют рядовые волшебники, но зато прекрасно представляю, как вцепятся в вас министерские. Поэтому позвольте мне залечить вашу ногу волшебством — так оно быстрее будет! — а потом мы с вами отправимся искать вашего сына.
Получив очень охотное согласие, Северус занялся лечением в полную силу: теперь, когда ему не надо было утаивать свою сущность, он мог развернуться во всю свою волшебную мощь. Из сумки на свет были извлечены откровенно волшебные снадобья и мази, от применения коих рана затянулась буквально на глазах и полностью зажила. К немалому удовольствию и восторгу Элронда. Да что там, Северус даже сапог починил чудодейственным Репаро! Отчистил от крови и подал эльфу.
— Эй, малец! Мы их поймали, а что с ними делать — не знаем, — раздалось между тем сзади. Северус обернулся — дементоры в масках и ярких накидках цепко держали сбежавших бродяг. Видок у них был…
— Вы что, их поцеловали, что ли? — осведомился он, уловив явные признаки частичной обездушенности. Ирмо с Аулэ обменялись взглядами, пожали плечевыми суставами и, дружно кивнув, сыто икнули.
— Но они невкусные, — на всякий случай сообщил Аулэ.
— Вы же не дементоры? — поинтересовался Северус, зная теперь об Элронде.
— Нет, мы не дементоры, — подтвердил Сулиме, который доселе не проронил ни слова. — Мы валар: я Манвэ Сулиме, этот в зеленом — Аулэ, а в красном — Ирмо. Ещё где-то здесь пасется Верба. Где её Эру носит? Вы двое, Вербу тут по пути не видели?
— Видели, — пьяненько покачнулся Ирмо. — Она пошла искать мальчика.
— Вот глупышка, — покачал головой Элронд. — Надеюсь, здесь нет опасных хищников?
— А кто она? Сколько ей лет? — спросил Северус.
— Молодая самка меарх, сколько лет — не знаю…
— Так меарх-то кто?!
— Э… Лошадь, — Элронд вспомнил и перевел на английский вестронское слово. И повторил вопрос: — Так хищники тут водятся?
— Хуже! Здесь водятся люди, которым вольная лошадь как бельмо на глазу, и они не успокоятся до тех пор, пока не поймают и не пристроят в конюшню, — заверил Северус.
— Не думаю, что она легко дастся в руки, — с сомнением произнес Элронд.
— Тогда её пристрелят как агрессивное дикое животное.
Элронд посмотрел на ногу, сопоставил ранение со словом «пристрелят», и рывком поднялся.
— В таком случае Вербу надо догнать и остановить, пока она не попала в беду.
Взглянул на Снейпа и тепло улыбнулся.
— Благодарю за помощь. Нога совсем не болит! Могу ли я узнать твое имя, молодой майа?
— Северус Снейп, — назвался тот.
И они все вместе рванули за чересчур самостоятельной лошадью. Ведь в этом мире животным опасно передвигаться самовольно, люди такие боязливые существа, чуть что не так, и всё, по их мнению, катится в Тартарары. В том числе и бесхозная лошадь, в полном одиночестве скачущая по обочине дороги.
Примечание:
Наши дёмушки по неопытности не усосали бандитов полностью, так что люди их найдут, живых, но со слегка поехавшими крышами. Власти решат, что они спятили и сами же застрелили своего подельника, вследствие чего определят бродяг в Бедлам на принудительное лечение.
Часть 4. Похищенный сын
С тех пор как мальчику сказали, что его родители погибли в автокатастрофе, Гарри перестал мечтать о том, как в доме Дурслей появится какой-нибудь его родственник, далекий и неизвестный, и заберет его отсюда. Но теперь, когда стало стопроцентно известно, что мама с папой умерли, а его единственной родней на всём белом свете оставались тётя Петунья и дядя Вернон с их сыном Дадли, ему придется окончательно смириться с тем, что есть…
Шестой год жизни выдался для Гарри очень тяжелым, ведь он подрос, и тётка сочла его достаточно окрепшим, чтоб взвалить на подкидыша работу потяжелее. Для неё это было в порядке вещей: раз этот никчемный мальчишка столько лет жрал кровный хлебушек, то пусть теперь отрабатывает свое проживание под крышей их дома!
И в маленькие, детские, неокрепшие ещё ручонки мальчика недалекая тётка всунула тяжелую неповоротливую швабру, высотой с неё саму, и свирепо скомандовала:
— Мой пол, и чтоб чисто!
Гарри помыл. А пользуясь тем, что мегера ушла в ванную, вымыл пол очень тщательно, три раза сменив тряпку. В первый раз-то он всё размазал. Вот и пришлось попотеть, чтобы линолеум заблестел и на нём не осталось никаких грязных разводов. Мойка посуды, стирка носков — всё это тоже вменилось в обязанности племянника. С носками ладно, их для начала хотя бы замочить можно, а потом и постирать не противно. А с посудой Гарри всегда был предельно внимателен — ни одну чашку не разбил за всё время своего существования в доме Дурслей. Потому что видел, насколько хрупки фаянс и фарфор с хрусталем. Видел своим странным, необъяснимым зрением структуру некоторых предметов.
Это однажды спасло Дурслей от обмана. Пошли они как-то раз на выставку мейсенского фарфора, и Петунья соблазнилась одним чудесным чайным сервизом: шесть тончайших витых чашечек с блюдечками, чайничек, сливочник и сахарница, украшенные божественно-чудесным синим орнаментом. Цена тоже оказалась божеской, Вернону вполне по карману. Он хоть и крякнул, но в карман за бумажником полез. А тут и Гарри под руку подсунулся, ткнул пальчиком и сообщил:
— А это не фарфор! Он только похожий!
Петунья на сие заявление лишь губы неодобрительно поджала, не нравилось ей, когда Гарри рот открывал. Но Вернон прислушался. Глянул на мальчика, гневно глядящего на будущую покупку, и велел упаковщику остановиться. Взял крохотную чашечку