за ручку-паутинку, перевернул кверху донышком и хмыкнул, увидев самодельную эмблему от призрачной фабрики. Стройная Петунья с жирафьей шеей псевдоэмблему тоже узрела и налилась нехорошей краснотой.

— То есть, это не мейсенский фарфор?! — проклокотала обманутая женщина.

— Ну что вы, мадам, как можно?! — запротестовал жуликоватый продавец.

— Можем проверить, — пробасил Вернон. — Оригинал и подделка по-разному бьются…

С таким доводом жулику ничего не осталось, как смириться и признать поражение. Самое смешное, на самом деле Вернон блефовал — не являлся он настоящим знатоком фарфора и вряд ли мог отличить дуврскую вазу от посудины эпохи Мин. Но вычитанная из какого-то журнала статья о том, как различать подделки, здорово помогла Вернону, позволив заткнуть проходимца за пояс.

Дядя Вернон стал для Гарри безопасной гаванью, своего рода отдушиной в беспросветном проживании в доме. Только с дядей Гарри чувствовал себя частью семьи: мог часами копаться с ним в моторе семейного «Воксхолла» и подурачиться во время мытья той же машины. Вернон нет-нет да и стеганет пацанка струей воды из шланга, а то и сам Гарри брызнет в него исподтишка. Только дядя мог невзначай трепануть мальчишку по вихрам за отлично проделанную работу, от тётки-то даже похвалы не дождешься… Посмотрит, губы покривит и коротко кивнет, вот и всё одобрение. Доброго слова от неё Гарри никогда не слышал. А дядя Вернон, он другой, толстый, добродушный, притворно-строгий при жене, наедине с Гарри становился совершенно иным: веселым и дурашливым. Дадлик-то мамкин, а как к сыну, к нему требовался специальный подход. Но Вернону хотелось быть собой, а не торчать в жестко ограниченных рамках правильного воспитания ребёнка. Ему хотелось нормального сына, с которым можно ходить на рыбалку и копаться в моторе машины.

Увы, Дадлик был воспитан любящей матерью, закормлен до предела и разбалован по самое не могу. Вместо работы с папой в гараже он предпочитал кухонный стол и тазик с пирогами, а вместо удочки на берегу реки — диван и джойстик. Вот и оставался Вернону за неимением лучшего тихоня Гарри. Безотказный, всегда послушный, но слава богу, умный и со своим видением мира, что тоже импонировало Вернону, и он даже иногда просил племянника рассказать о делах в школе или что видел в телевизоре и читал в книжке.

Именно Вернон заметил у Гарри нелады со зрением. Мальчик болезненно щурился, разыскивая в коробке нужную гайку. Читая книгу, Гарри далеко вытягивал её перед собой, от телевизора садился как можно дальше, чуть ли на семь метров и при этом отлично видел происходящее на экране. Окулист диагностировал у Гарри дальнозоркость и прописал очки для чтения.

А так Гарри вроде не проявлял колдовских качеств, не считать же предсказание погоды чем-то ненормальным?! Об этом даже сам Вернон мог сообщить, когда к перемене температуры за окном начинали ныть суставы, застуженные в студенческой молодости. Но всё-таки иногда Гарри пугал своей необычностью даже закаленного дядю Вернона. Ведь он делал такие необъяснимые вещи…

Мог отклонить молнию, так, что вместо ценной машины она била в пожарный гидрант рядом. Мог усмирить бушующую бурю настолько, что снег с градом превращались в легкую изморось. Исцелял полегшие цветы и поломанные ветви деревьев, и вообще, где бы ни проходил Гарри, за ним всегда оживала и расцветала природа…

По мнению Вернона, это было всё же не то колдовство, за которое следует наказывать. Гарри не склеивал разбитую посуду, не превращал чайные чашки в крыс и не взрывал торты, то есть не делал ничего из того, что вытворяла Лили из рассказов Петуньи. И в карманах у него не бывало никакой лягушачьей икры, в них лежали самые обычные пацаньи вещи: камешки и цветные стеклышки, мотки разной проволоки и бечевки, пистоны и глиняные «блинчики» для стрельбы из рогатки. Гарри очень любил стрелять. Вернее, полюбил после того, как посетил с дядей Верноном стрелковый клуб.

Помимо рыбалки и любимой машины, у дяди Вернона имелось ещё одно хобби — стрельба по тарелочкам. Для такого маленького мальчика, как Гарри, это было сущим удовольствием — наблюдать, как взлетают в синее небо глиняные тарелочки и как они беззвучно разбрызгиваются на мелкие осколки, настигнутые меткой пулей. А сколько счастья бывало, когда мальчику разрешали пострелять тарелками в небо из метательной машинки! Звучала команда от дяди: «Запускай!», Гарри с восторгом тянул за рычаг забрасывателя и душой улетал вслед за тарелочкой в синий простор. И со сладким замиранием смотрел, как уменьшается снаряд, как достигает высшей точки и в ту секунду, как сменить траекторию, разлетается в крошку с одновременным ружейным хлопком.

Вернон, видя интерес племянника, сводил его в детский тир, где устраивали соревнования по стрельбе из рогаток, лука и духового ружья. Все их Гарри перепробовал, пока не остановил выбор на рогатке. Этот сугубо мальчишечий инструмент был легко доступен, прост в обращении и стал почти постоянным спутником Гарри в его коротких вылазках на улицу.

Вот так, случайно или нет, дядя Вернон помог мальчику пережить горе, нечаянно нанесенное Петуньей. И ведь она ещё и не поняла!.. Как-то вечером Петунья взялась песочить своего чересчур мягкотелого супруга.

— Ты чего с этим отродьем возишься, Вернон?

— С каким отродьем, Петти? Это ребёнок. И не спеши наливаться злобой, лучше представь на его месте нашего Дадли, как ему в таком же тоне сообщают, что он сирота и у него больше никого на свете нет.

— Господь с тобой, Вернон, что с нами может случиться?! — возмутилась Петунья.

— Случиться может всё, что угодно. И потом… не ты ли почувствовала себя сиротой, когда хоронила сначала мать, а потом отца? — сурово напомнил Вернон.

— Но это совсем другое… — кисло огрызнулась Петунья.

— Не скажи, — возразил Вернон. — Родителей ты знала, любила и очень переживала их старость и смерть. А Гарри своих родителей помнит? Он их и не знал даже, а тут ты его ещё огорошила, сказав, что они убились насмерть в автокатастрофе. Что ж ты правду-то сразу не сказала?

— Какую правду? — Петунья начала жалко оправдываться. — О том, что их убил безумный маньяк? Что он стал героем столетия оттого, что разнес кого-то в пыль, а сам выжил?

— Что-то незаметно, что парня так уж величают за его подвиги, — хмыкнул Вернон. — Будь он действительно героем маг-Британии, от фанатов бы проходу не было. Не считать же таковыми тех трех чудиков, что кланялись-здоровались с мальцом в магазине, на улице и