час.

― Где ты? ― спрашиваю я. ― Приезжай, пообедаем вместе.

Тео подъезжает к пиццерии на Кэмри, которой место в музее. Она такая разбитая, что я поражаюсь, как собрано и шикарно она выглядит, когда выходит из машины.

Прежняя Тео была мягкой, нервной девушкой. Сегодняшняя Тео более дерзкая. Она идет к ресторану, подняв голову и решительно расправив плечи. В темном костюме, с черными волосами, собранными в хвост, она выглядит почти пугающе.

В школе я бы так не сказал.

Но когда она опускается на сиденье напротив меня, слегка задыхаясь, я вижу, что она не повзрослела ни на день ― щеки порозовели, большие голубые глаза широко раскрыты и невинны, несмотря на то, что она собирается сделать.

― Я согласна, ― говорит она. ― Но у меня есть условия.

Я уверен, что она репетировала эту речь всю дорогу.

Я откидываюсь на спинку сиденья, чтобы послушать ее, и слегка улыбаюсь.

― Я не ожидал ничего меньшего.

― Прежде всего… ― она садится прямо, принимая позу балерины, ― я не собираюсь помогать тебе делать что-то сомнительное. Единственное, что я буду делать, ― это изображать, что ты мой парень. Если ты попытаешься, например, украсть файлы или что-то в этом роде…

― Украсть файлы? ― Я скорчил гримасу. ― Пожалуйста, Тео, немного доверия. Я сказал тебе, что собираюсь сделать.

― Просто идеально чистая сделка с землей?

― Настолько чистая, насколько это вообще возможно.

Она хмуро смотрит на меня, и это та реакция, которую я ожидал увидеть. Из-за этого между ее бровями появляется очаровательная морщинка, но в остальном она совсем не пугает.

― Это не успокаивает.

Я смотрю ей в глаза и говорю совершенно искренне:

― Обещаю, я не сделаю ничего противозаконного.

― Это обещание мне или общее правило?

― Общее правило — только люди без фантазии нарушают закон. Кроме того, ― усмехаюсь я, ― я не стремлюсь в тюрьму.

― Там нет мусса для волос салонного качества?

― Ты действительно неравнодушна к моим волосам, не так ли?

Глаза Тео устремляются к оскорбленной части моей головы, затем опускаются на столешницу, и она стремительно краснеет.

― Я не хочу попасть в тюрьму, вот и все.

― Хочешь потрогать? ― поддразниваю я ее.

― О, заткнись, ― шипит она. ― Ты такой самовлюбленный.

Это всего лишь очередное оскорбление Тео, но моя улыбка сползает с лица.

― Ты ошибаешься.

Ее глаза встречаются с моими. Она вздрагивает, озадаченная.

― Прости, ― бормочет она.

― Не за что извиняться. ― Я машу рукой.

Ее руки лежат на коленях. Она извиняющимся тоном говорит:

― У меня стресс. Я не создана для того, чтобы быть шпионом, и я определенно не актриса.

― Ты могла бы быть мимом… ты чудесно выражаешь эмоции.

Ее щеки пылают, как закат, когда она смотрит на меня.

― Ненавижу то, как легко я краснею и плачу. Одна из причин, по которой я люблю работать на кухне, ― это то, что там все краснеют и плачут от лука и пара.

― А вторая?

Она моргает, иссиня-черные ресницы, словно веером, обмахивают веснушки, которыми усыпаны ее щеки.

― Наверное… мне нравится ощущение от готовки. В этом процессе есть ритм… ― ее руки рисуют в воздухе невидимые фигуры, ― …баланс и время. Это тонко, как танец. Весь шум и хаос ― это волны в океане, а я плыву прямо по ним.

― Это имеет смысл.

― Да? ― Она удивлена.

― Конечно. Я люблю работать руками.

― В каком смысле? ― Она разрывается между недоверием и любопытством.

― В основном, работаю с деревом.

― О… ― вздохнула она. ― Я была права!

― В чем?

Теперь румянец заливает ее щеки полностью.

― Когда мы танцевали, мне показалось, что от тебя пахнет красным деревом.

Это вызывает у меня улыбку.

― Ты что, одна из супернюхачей?

― Возможно. ― Она морщит нос. ― И это не всегда хорошо. Особенно в моем районе.

Неожиданно она берет мою руку и переворачивает ее. Она проводит пальцами по ладони, нащупывая мозоли.

― Ха! Не такой уж и нежный мальчик, в конце концов.

― О, я такой, ― рычу я, обхватывая ее руку своей. ― Но я также знаю, как пользоваться токарным станком.

Тео смеется, и этот звук словно капли дождя стекают по моему позвоночнику. Она убирает руку. Моя ладонь кажется пустой и холодной без ее руки.

― К тому же я люблю кормить людей, ― говорит она. ― Может, это не соответствует современному феминизму, но мне нравится заботиться о людях.

― Чтобы быть феминисткой, нужно быть бессердечной? ― Почти невозможно не поддразнить Тео.

― Ты знаешь, о чем я. ― Она пожимает плечами. ― Я знаю, что должна быть амбициозной и стремиться покорить мир, но на самом деле я просто хочу ресторан, достаточно маленький, чтобы могла выглядывать и видеть лица людей, когда они пробуют еду.

В моей голове возникает образ крошечного кирпичного помещения, уютного и теплого, с живыми растениями вокруг. Тео в черном фартуке, нож в руке, ее темные волосы собраны, щеки розовеют от пара.

― Ладно. ― Я отодвигаю эти мысли в сторону. ― Какие у тебя еще условия?

Она садится чуть прямее, вспоминая свою отрепетированную речь.

― Во-вторых, никаких подшучиваний.

― Я бы никогда. Я очень серьезно отношусь к бизнесу ― в нем нет ничего смешного.

― Я серьезно, ― Тео смотрит на меня своими большими, ясными глазами. ― Ты не флиртуешь со мной и не морочишь мне голову. Я знаю, что на самом деле я тебя не интересую, и я никогда не буду тебе доверять. И это подводит меня к последнему пункту…

― Подожди, ― перебиваю я. ― Почему ты думаешь, что никогда не будешь мне доверять?

― Мы это уже проходили. ― Тео скрещивает руки.

― Я уже не тот, что был в школе. — Даже близко нет. ― И ты выглядишь не так, как раньше.

― Нет, ― говорит она, решительно качая головой. ― Я стала другой.

― Так что пусть прошлое останется в прошлом ― включая то, что я выкрутил тебе руки на днях. Я надавил на тебя, но не собираюсь тебя трахать. В любом смысле этого слова.

Тео позволила себе небольшую улыбку. Затем стала серьезной.

― Я собираюсь убедиться