практически каждый раз, когда я готовила для его гостей. И хотя сейчас это уже почти не относится к той работе, которую выполняю, я знаю, что такие вещи его очень злят.

Он суперпараноик, как и все богатые люди. То есть, наверное, это не совсем паранойя, потому что на самом деле все вокруг пытаются их использовать. Но они и сами используют всех остальных ― вот откуда они знают, как это работает.

Деньги искажают все.

Посмотрите в какой крендель я сама себя скрутила, и все потому, что ничего не могу себе позволить, и это ощущается так, как будто я все время тону.

Я не хочу быть лгуньей. Но я уже соврала. И теперь я в ловушке…

Как раз в тот момент, когда думаю об этом, я поднимаю чашку в раковине, и самый огромный таракан, которого я когда-либо видела, выпрыгивает оттуда и мчится по столу. Он ныряет в плиту и каким-то образом пробирается внутрь, пока я кричу и пытаюсь убить его лопаткой.

― Неееет, ― стону я, понимая, что никогда не смогу найти его во внутренностях своей духовки, а значит, навсегда останусь параноиком, что теперь он живет там и строит со своим потомством какую-то ужасную тараканью империю.

Я опускаюсь на липкий линолеум, лопатка все еще зажата в кулаке, кулак прижат ко лбу. Я делаю крошечные, неглубокие вдохи, стараясь не закричать.

Я действительно не могу представить, что Салливан просто забудет об этом. Он такой пугающий, что американские горки кажутся по сравнению с ним детской каруселью.

Я ненавижу американские горки.

И я не могу существовать не зная, когда будет следующий спуск.

Лучше я поеду к Ангусу и расскажу ему правду.

Ангус живет в доме, похожем на гигантскую бетонную солонку, на краю бухты Парадайз в Малибу. Его соседка ― Бейонсе, и нет, я с ней не знакома. Если когда-нибудь встречу, то смогу простить Ангусу еще пару гадостей.

Приходить сюда раньше 10 утра немного рискованно. Ангус ― сова, и не любит рано вставать, и я уже была свидетелем того, как женщины в помятых вечерних платьях уходили из его дома ближе к полудню.

Однако сегодня утром я застаю его одного в приподнятом настроении за приготовлением огромного смузи, на нем распахнутый халат и влажные плавки.

― Тео! ― восклицает он, настолько обрадованный моим появлением, что я сразу же понимаю, что Салливан не успел меня сдать. ― Выпей смузи!

Это приказ, а не просьба.

Я осторожно сажусь на один из его барных стульев, потому что на самом деле предпочитаю находиться на противоположной стороне кухонного острова. Ангусу нельзя доверять еду. Кроме всего прочего.

Когда он наливает смузи, он серый и выглядит отвратительно. Он наполняет два стакана размером с танкер.

― Что в нем? ― спрашиваю я, стараясь незаметно принюхаться.

― Попробуй на вкус и угадай! ― радуется Ангус.

О, Боже!

Я улыбаюсь ему, чтобы выиграть время. Я не могу не выпить этот коктейль. Не тогда, когда я здесь, чтобы признаться в своем обмане.

Я должна выпить его весь?

Не думай об этом… сосредоточься на том, чтобы хотя бы попробовать…

Ангус следит не отрываясь, его карие глаза расширены от слишком сильного предвкушения.

Я делаю осторожный глоток.

Терпкий, склизкий, с… острыми, пряными кусочками?

― Ммм… ― Нет ни единого шанса, что я смогу придать своему лицу соответствующее выражение. ― Это… гвоздика?

― Черт! ― Ангус шлепает ладонью по столешнице. ― Ты хороша.

Он берет свой собственный танкер и отхлебывает из него столько, что на его прежде плоском животе появляется небольшая выпуклость.

Ангус подтянутый, загорелый, с копной лохматых каштановых волос. Он довольно симпатичный, и по крайней мере половина женщин, которые с ним встречаются, сказали бы «да», даже если бы он был не миллиардером, а просто миллионером. Если только миллиардер не будет проходить мимо в этот момент.

Он также может быть очаровательным, когда полон энергии, сияет как солнце и извергает умные идеи. Его планы всегда грандиозные и удивительные. Когда они не полностью безумные.

Он также может быть яростным засранцем. О его вспыльчивости ходят легенды, и все знают, что нужно бежать и прятаться, пока все не уляжется. Кроме меня, потому что я не могу.

Его танкер пустеет, Ангус хлопает себя по животу и рыгает. Выпуклость исчезает.

― Я знаю, почему ты здесь, ― говорит он, снова грозя мне пальцем.

Мое горло сжимается.

― Правда?

― Не волнуйся, я тебя прощаю.

В груди разливается тепло, и горло расслабляется настолько, что я начинаю лепетать.

― Боже, спасибо тебе, потому что, клянусь, я сразу же пожалела об этом…

― Но в следующий раз, ― перебивает Ангус, ― не скрывай от меня ничего подобного, Тео! Я знаю, что ты мой сотрудник, но мы еще и друзья. Я ожидал, что ты будешь делиться со мной подобными вещами, особенно парнем, с которым ты встречаешься уже полгода! Который кажется очень преданным…

Фраза повисает в воздухе, и он приподнимает бровь, а я снова напрягаюсь, понимая, что мы говорили не об одном и том же.

Ангус сурово продолжает:

― Я не хочу, чтобы между нами были какие-то секреты, Тео. Ты одна из тех редких людей, кому я могу доверять.

О, Боже.

Он злится, что я не рассказала ему о фальшивом парне.

Он разозлится намного сильнее из-за моего несуществующего диплома.

― Мне жаль, ― шепчу я.

― Я прощаю тебя, ― великодушно отвечает Ангус. А потом, сияя, добавляет: ― Эй, раз уж ты здесь, не хочешь быстренько приготовить мне блинчики?

― Конечно, ― говорю я, благодарная за отсрочку и возможность снова воспользоваться ультрасовременной кухней Ангуса.

Нет ничего быстрого в приготовлении блинов, особенно таких, какие любит Ангус: с лимонным соусом Мейера, взбитыми вручную сливками и карамелью на коричневом масле.

Но меня это вполне устраивает. Я предпочитаю готовить, чем делать что-либо еще, и сейчас мне это нравится гораздо больше, чем пытаться исправить беспорядок, который я устроила.

К тому же Ангус будет гораздо снисходительнее, когда съест мои блинчики.

Ты не можешь уволить того, кто готовит такие блинчики.

Пожалуйста, скажите мне, что нельзя уволить того, кто готовит такие блинчики…

Пока я готовлю, Ангус пытается расспросить меня о Салливане, причем совсем не деликатно.

― Итак, где вы познакомились?

― Мы вместе учились в средней школе, ― коротко отвечаю я.

― Школьные возлюбленные? ― ворчит Ангус.