на штурм. Гонят всех. Гонят под страхом расстрела, только вперёд. Обратной дороги нет.

С другой стороны, когда мясорубка набирает обороты, а воевать как-то надо, другого способа, кроме расстрела, заставить людей идти в атаку нет. Конечно, есть мотивированные парни, таких крайне немного. У основной массы населения есть желание жить. Инстинкт самосохранения подсказывает, что зарыться в ямку и лежать, ожидая, когда в тебя прилетит кусок железа, не лучший вариант для продолжения рода. Поэтому лучше бежать как можно дальше. Если тебе предстоит вылезти из ямки и ловить металл прямо грудью, то мотиваций нет совсем никаких. Лучше обратно в ямку, а потом драпать подальше. Подавить инстинкт выживания может только ствол у твоей спины, который здесь не оставляет тебе выбора, а впереди есть маленькая, но надежда. Эта надежда и есть движущая силы атаки.

Нельзя всех подгрести под одну гребёнку, но факт остаётся фактом. Большинство из тех, кто идёт на войну не осознаёт, куда он попал. Осознание порождает страх. Страх — это нормально. Как известно, не боятся только дураки. Но, когда ты пришёл, подписал контракт, дороги назад у тебя нет. «Там впереди коварный враг, рычаги на себя и вперёд!» — Стругацкие, кажется.

Пятисотых нет!

Естественно, были те, кто со своим страхом справиться не мог. Они становились пятисотыми или официальными дезертирами. Люди, которые отказывались ехать на войну. Пока ты на учебке, это последний шанс вернуться домой живым и целым. На войне такого варианта нет. На войне есть расстрел.

Пятисотые презираемы коллективом, они часто презирают сами себя, и они, опустив голову стоят возле старшины, который пытается внушить им, что лучше вперёд, чем назад. Некоторые возвращаются в казармы-палатки. Некоторые нет. Их отправляют работать на кухне, в столовой, в хозвзвода, грузить трупы. Им платят копейки, пока они не отработают затраты конторы на выданную амуницию, и отправляют домой.

В какой-то момент, слухи и не слухи о бойне за небольшой городок, рассказы инструкторов и ветеранов, вернувшихся обратно в строй, породили такое количество пятисотых, что они стали составлять реальный процент. Пятисотым становился каждый десятый. Хотя это не достоверно, но в любом случае их количество стало катастрофичным.

К ним же присоединялись больные и симулянты, желающие соскочить с темы. Замечательный военврач выстраивал их строем со словами: все на войну, никого не выпущу — отправлял обратно в лагерь.

Один парень кавказской наружности, видимо, пришёл рубануть бабла по-быстрому, регулярно сидел на шконке, натянув капюшон на глаза и покачиваясь, бормотал ни к кому не обращаясь:

— Я пришёл денег заработать, а тут в штурма. Я же могу на мину наступить, зачем мне это? Зачем мне без ноги? А если убьют? Я пришёл денег заработать, а тут сплошной обман.

Нужно было принимать меры, тогда начальство повесило в лагере листочки с надписью: Пятисотых нет!

Логично, что это как-то спасало положение, и народ умудрялся бежать из лагеря, несмотря на охрану и колючку. Типовым вариантом было свалить, если выехал в город. Но это было крайне сложно. Хотя возможно.

Никому не верь

Самый курьёзный случай произошёл с один пареньком, которого все называли молодым и уговаривали запятисотиться.

Росточка он был небольшого. Светленький. Черты лица мелкие. Косынку одень — девка-девкой.

— Я в Москве сто пятьдесят тысяч зарабатывал, — рассказывал он, стреляя очередную сигарету. — Подруге моей семнадцать лет. Она ребёнка ждёт.

Про большие заработки отдельных лиц наслышано было много. Кого не ткни, каждый минимум сотку поднимал, но почему-то решил пойти торжественно помереть среди куч мусора и битого стекла. Гарик такие слова потом научился мимо ушей пропускать.

— Зачем же ты, молодой, на войну пошёл? Зарплата хорошая. Жена тебя ждёт.

— Никакая она мне не жена, подруга.

— Какая же она тебе подруга? Ты с ней живёшь. Она тебе сына родить должна, и не жена? Или тебе обязательно в паспорте штамп нужен? Тебя в деревне за такие слова прибили бы.

— Ну, не знаю. А на войну я пошёл, потому что у меня лучший друг здесь погиб. В танке сгорел. Я хочу за него отомстить.

— Ты думаешь, если тоже в танке сгоришь, твоей жене веселее будет? А если без ножек домой приползёшь, сын рад будет? Как ты его потом поднимешь? У нас сегодня капитализм. Человек человеку волк, шакал и вор. Такая концепция. Родина тебе немного подкинет на лечение, а дальше сам. А без ножек деньги зарабатывать сложно, а без ручек ещё сложнее. Домой собирайся. Сына в руках подержишь, отцом себя почувствуешь, на ноги его поставишь, тогда шуруй куда хочешь. Войны на тебя хватит. Я уже жизнь пожил, из-за денег сюда пришёл, а тебе с твоими заработками здесь делать нечего.

— Нет. Я всё решил.

— Действительно, если бы я столько зарабатывал, то меня бы здесь не было, — заметил циник. — Юношеский адреналин, помноженный на плохо развитый мозг.

Уговаривали молодого всем колхозом, почти каждый свои пять копеек вставил, но он был упорен. В итоге, молодой заболел пневмонией. Неделю его в лагере продержали, потом на больничку отправили, в город.

— Это хорошо, может судьба его сберегла.

— Подлечат и обратно пришлют. Он упёртый.

Через несколько дней пришла весть, что молодой сбежал из больницы. А ещё через несколько дней пришла ещё одна весть. Выяснилось, что молодой был в розыске за мошенничество. Когда его в городе в больничку положили, то появился шанс, что за ним придут парни в погонах. Он и сдриснул, прихватив с собой целых девять тысяч, которые ему пацаны на сигареты дали, т. к. думали, что он быстро вернётся. Не вернулся.

Марш бросок и финт ушами

— Заключительной фазой вашего обучения будет марш-бросок, с полным бк, в броне. В конце вас ждёт укрепрайон, который нужно взять штурмом.

Псы войны внимательно слушали инструктора. Автоматы привычно и правильно висели на шее на полной вытяжке ремня. Контроль пальца, контроль ствола — эти правила вбили в мозг. Броники всё же были непривычно тяжёлые, но и они стали частью работы, которую надо будет делать.

— Кто считает, что он не выдержит марш-бросок, может идти в лагерь. Никаких претензий не будет. Побежите вы или нет, дело ваше. Всё равно всех отправят туда. Без вариантов.

У Гарика сразу заныло колено, которое он подушатал на занятиях. Он знал, что после этой экзекуции колено точно разбухнет, и хотел выйти из строя вместе с теми, кто уже сдавал автоматы, чтобы идти в лагерь. Но тут его осенила надежда. Гарик не был